Собор Алтайских святых — Барнаульская духовная семинария

СОБОР АЛТАЙСКИХ СВЯТЫХ

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в 2015 году был утвержден Собор Алтайских святых с днем празднования в первое воскресение после 7/20 сентября в следующем составе:

святитель Макарий (Невский), митрополит Московский;
преподобный Макарий (Глухарев);
священномученик Иаков (Маскаев), архиепископ Барнаульский;
священномученик Никита (Прибытков), епископ Белевский;
священномученик Иоанн Можирин;
священномученик Петр Гаврилов;
преподобномученик Феодор (Никитин);
преподобномученик Киприан (Нелидов);
священномученик Мирон Ржепик.

Рещением Священного Синода от 16 мая 2023 г. Собор Алтайских святых был дополнен именами еще пятерых святых:

Александр Дагаев, прот., сщмч. (1920);
Амвросий (Гудко), еп. Сарапульский, сщмч. (1918);
Емилиан Киреев, иерей, сщмч. (1941);
Зосима Пепенин, иерей, сщмч. (1937);
Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. Симферопольский и Крымский, исп. (1961);

ПРЕПОДОБНЫЙ МАКАРИЙ АЛТАЙСКИЙ

СВЯТИТЕЛЬ МАКАРИЙ АЛТАЙСКИЙ

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИАКОВ, АРХИЕПИСКОП БАРНАУЛЬСКИЙ

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК НИКИТА, ЕПИСКОП БИЙСКИЙ

СВЯТИТЕЛЬ ЛУКА, ИСПОВЕДНИК, АРХИЕПИСКОП СИМФЕРОПОЛЬСКИЙ

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АМВРОСИЙ, ЕПИСКОП САРАПУЛЬСКИЙ, СВИЯЖСКИЙ И КАЗАНСКИЙ

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ПЕТР ГАВРИЛОВ

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИОАНН МОЖИРИН

ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИК ФЕОДОР (НИКИТИН)

ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИК КИПРИАН (НЕЛИДОВ)

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК МИРОН РЖЕПИК

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ЕМЕЛЬЯН (КИРЕЕВ), ПРЕСВИТЕР

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ЗОСИМА КРЫЛАТСКИЙ.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АЛЕКСАНДР ДАГАЕВ.. 62

ПРЕПОДОБНЫЙ МАКАРИЙ АЛТАЙСКИЙ

Икона прп. Макария Алтайского

Дни памяти: 31/18 мая, Собор Сибирских святых (23/10 июня) и Собор Алтайских святых.

Архимандрит Макарий (Глухарев) выдающийся миссионер, лингвист-переводчик, педагог, церковный деятель. С него начинается история Алтайской духовной миссии. Архимандрит Макарий (мирское имя – Михаил) родился в 1792 г. и вырос в г. Вязьме Смоленской губернии, в семье священника Иакова. Мать его звали Агафьей, младшего брата – Алексеем, впоследствии он тоже стал священником. Жизнь родителей соответствовала лучшим традициям благочестия православного духовенства, она всегда была примером для о. Макария.

После кончины отца в 1826 г. о. Макарий просил брата прислать его портрет. Об этом портрете он пишет Алексею: «Сие священное для нас изображение обличает во мне все низкое и нечистое, и внушает мне священные чувствования и помышления, поощряет меня к труду, успокаивает меня в смущении, разгоняет туман уныния». В конце жизни он писал об отце: «Это был человек неизменного прямодушия и христианского мужества, скорбями искушаемого».

В 1813 г. Михаил закончил обучение в семинарии и остался там преподавателем младших классов. А через год, после успешной сдачи экзамена, его зачислили в Петербургскую духовную академию. Михаил Глухарев – впечатлительный, духовно одаренный, тонкий юноша стал духовным чадом ректора академии архимандрита Филарета (Дроздова) (впоследствии знаменитый святитель Московский), который с самого начала обратил внимание на юношу. Михаил очень полюбил архимандрита Филарета и всю жизнь относился к нему с необычайным благоговением. Духовный же отец мягко, но твердой рукой вел его к полноценной духовной жизни, учил его смирению и послушанию, отводил от соблазнов, которыми была так богата тогдашняя петербургская действительность.

Впоследствии архим. Макарий напишет: «Я отдал свою волю Преосвященному Филарету, тогдашнему ректору академии, и ничего не делал и не начинал без его совета и благословения, почти ежедневно исповедуя ему свои помыслы». Он блестяще закончил духовную академию и в 1817 г. получил направление в духовную семинарию Екатеринослава. В совершенстве владея несколькими древними и современными языками – латинским, греческим, еврейским, французским, немецким (конечно, и церковно-славянским), неплохо зная английский и отчасти – итальянский, он впитывал в себя все богатство православной святоотеческой литературы: сочинения преподобных Макария Египетского, Максима Исповедника, Иоанна Лествичника, Симеона Нового Богослова и других отцов Церкви.

Будучи преподавателем Екатеринославской семинарии, Михаил одновременно стал ректором духовного училища. Здесь Господь послал Михаилу духовных наставников – иеросхимонаха Ливерия (который был учеником Паисия Величковского) и священника Каллиника Махновского. Последний был человеком образованным, и общение с ним было для Михаила интересным и полезным. Иеросхимонах Ливерий же был простецом старческого устроения, исполненным Святого Духа. Он помог Михаилу достичь того, к чему его вел архимандрит Филарет (Дроздов): 24 июня 1818 г. он был пострижен и наречен Макарием в честь прп. Макария Великого, на следующий день рукоположен в сан иеродиакона, а еще через три дня – в иеромонаха. «Все, что он (иеросхимонах Ливерий) ни сделал со мной в руководстве духовном, мудро, благодетельно, свято, от Господа бысть». Но в ряде случаев Михаилу все же трудно было справиться с собой, и количество его конфликтов с другими преподавателями нарастало. В этот период жизни он весь в исканиях и беспокойстве.

В конечном счете он попросил о помощи митрополита Филарета (Дроздова) и подал прошение о переводе. Его перевели в Кострому, где он стал архимандритом (1821), настоятелем Богоявленского монастыря и ректором семинарии. В начале 1824 г. он подал прошение об увольнении на покой по болезни (у него начинался туберкулез). В том же году он был освобожден от должности ректора семинарии и переведен в Киево-Печерскую Лавру. Но в Лавре он не нашел того, чего искал, – атмосферы, благоприятной для духовного роста, и через некоторое время перебрался в Китайскую пустынь, а затем в Глинскую пустынь, где настоятелем в тот период был старец Филарет (Данилевский). Глинский монастырь в то время был одним из очагов духовного возрождения: «Это школа Христова; это одна из светлых точек на земном мире, в которую, дабы войти, надлежит умалиться до Христова младенчества». Здесь архим. Макарий учится смирению: строгий афонский иноческий устав, настоящая духовная жизнь – путь старчества. Об этом времени он писал впоследствии: «Вселял в себя слово Христово изобильно».

Архимандрит Макарий начал всерьез заниматься переводческой деятельностью; он переводил творения святых отцов на русский язык: «Исповедь» блаженного Августина, «Лествицу» прп. Иоанна Лествичника, «Беседы» святителя Григория Великого, «Огласительные слова» прп. Феодора Студита, а также писал духовные стихи. Он как бы уходит от жизни, пытаясь войти в высокий духовный ритм пустыни. «От молитвы рождается любовь ко Христу, от любви ко Христу новая молитва рождается, – писал он, – тогда влагается в уста души новая песнь; любовь же Божественная изливается в сердце Духом Святым, Которого Отец Небесный посылает, во Имя возлюбленного Сына Своего Иисуса Христа всякому человеку сердцем верующему в правду и устами исповедающему и призывающему во спасение сие Имя Божественное и поклоняемое».

Его молитва того времени: «Отче Премилосердный… Буди началом чувствования моего, искания, размышления и всех моих деяний. Ты действуй во мне, да все, что начинаю, – совершаю во славу имени Твоего и для служения ближним моим в любви Твоей… Ниспошли Духа Святого в сердце мое… Дух Твой Святой да правит мною от начала до последнего конца и да будет во мне и хотением, и действованием, и совершением».

К этому времени все чаще стали происходить отпадения от православия старокрещеных татар и крещеных народов Поволжья и Сибири. Тогда в 1828 г. Священный Синод потребовал от казанского архиепископа Филарета (Амфитеатрова) и тобольского епископа Евгения (Казанцева) проектов специальных миссионерских учреждений. Ходатайство тобольского архиерея Евгения (Казанцева) (1825–1831) об учреждении двух миссий – на севере и на юге Тобольской епархии – Священный Синод утвердил, но людей, способных просвещать нерусское население, взять было неоткуда. И владыка Евгений направил по монастырям послание – приглашение желающим прежде всего ученым монахам приехать в Тобольск для того, чтобы заняться просвещением сибирских народов. По некоторым рассказам, собранным уже после смерти о. Макария, в келью к нему зашел паломник М.А. Атлас. Это было в 1829 г. Архимандрит Макарий, как всегда больной, сидел за печкой и занимался переводами. «Что ты, отец Макарий, забился и сидишь тут в темноте?» – спросил его гость. «Что мне делать, когда я так слаб и чувствую, что везде дует», – отвечал монах. «Ты человек просвещенный, тебе надобно других просвещать, а ты засел здесь в темноту. Иди, проповедуй Евангелие сибирским язычникам, вот Святейший Синод ищет такого человека», – сказал ему М.А. Атлас.

И вдруг больной инок очнулся. В словах паломника он услышал зов Божий и с благословения игумена Филарета стал просить в Священном Синоде разрешение миссионерствовать. По пути к новому месту служения он заехал в Москву к митрополиту Филарету (Дроздову). Преосвященный с любовью принял своего ученика и благословил его на миссионерскую деятельность, считая это волей Божией.

Вначале архимандрит Макарий поехал в Тобольск к владыке Евгению (1830). Владыка хотел отправить его на север, где никакой деятельности по просвещению еще не велось. Однако одновременно надо было просвещать и южные районы Тобольской епархии. Архимандрит Макарий попросил по слабости здоровья направить его на юг от Бийска и взял себе в сотрудники двух тобольских семинаристов.

Опыта миссионерской работы ни у кого из них не было. В одной из инструкций Священного Синода (еще 1789 г.) было написано о том, как надо действовать: преподавать Евангелие, Деяния апостолов, Послания, не отягощая этих простых, детских по культуре и духу людей всем Священным Писанием и церковным преданием, кроме самых необходимых фактов, нужнейшего, излагать понятия о Боге, о создании мира и человека, о спасительной жертве Иисуса Христа, о церкви, учить их кратким молитвам, рассказывать об иконах, чтобы они чтили их, а не боготворили, поклонялись бы Богу в образе иконы. Миссионер должен был также объяснить, что посты существуют в церкви, но никаких побуждений к соблюдению их – даже поста Страстной седмицы – не делать. Не должно было совершать никакого принуждения. Преподавать следовало кротко, любовно, без угроз и притеснений. Крестить же, исповедовать, причащать – объясняя, что новообращенный причащается Христу. Проповедь полагалось вести, начиная с ближних мест и расширяя постепенно круг действия, желательно, чтобы в этом благом деле помогали сами новообращенные. Пререкания необходимо было слушать терпеливо, снисходительно и самому отвечать не с грубостью и досадительными словами, но ласково и дружелюбно.

В течение десяти месяцев наводились справки об алтайцах, образе их жизни и природе края. Миссионерами были собраны богослужебные книги, им выдали положенные деньги. Архиепископ Евгений передал о. Макарию копии «Мнения Государственного Совета о льготах инородцам, принимающим крещение» (новообращенные освобождались от всех налогов на три года).

В первой половине XIX века Алтай занимал огромное пространство в Западной Сибири, на юге Томской губернии – Бийский и Кузнецкий уезды. Там жило около 40 тысяч представителей разных народов тюркской языковой группы. Путь на юг Западной Сибири был весьма затруднителен и занимал длительное время. Из Тобольска в Барнаул архимандрит Макарий добирался в течение трех недель. В центре Алтайского горного округа новоназначенный начальник миссии провел несколько дней. Здесь у него состоялись интересные встречи и знакомства. До сих пор в Алтайском краеведческом музее (так теперь называется бывший музей горного дела) сохранилась памятная собственноручная надпись архимандрита Макария, свидетельствующая о личном посещении Музея: «Августа 24, 1830 г. Дивны дела Твои, Господи. Вся премудрости сотворил еси, исполнися земля Славы Твоея. Посланный на испытание с проповедию слова благодати евангельской народам нехристианским в Тобольской епархии, Архимандрит Макарий».

Благодаря губернатору П.К. Фролову в Барнауле состоялась очень важная для архимандрита встреча. Губернатор приложил большие усилия для создания в Барнауле значительного архитектурного ансамбля Демидовской площади. В этом ансамбле достойное место занимала Свято-Димитриевская церковь. На ее строительство Флоров сделал большие личные пожертвования. В 1830 г. близилось завершение строительства храма. Шла роспись стен, которую по личной просьбе губернатора выполнял академик живописи из Петербурга М.И. Мягков. Работа художника была высоко оценена преподобным Макарием. Несколько лет спустя, Мягков по просьбе архимандрита Макария написал иконы для походного миссионерского иконостаса. На прощание с архимандритом Петр Кузьмич Фролов пообещал на собственные средства изготовить священные сосуды для миссионерской походной церкви.

Радушным к миссионерскому делу был и барнаульский протоиерей Созонт Куртуков. Тем более, что начальник миссии от Святейшего Синода был наделен особыми полномочиями. Протоиерей Созонт снабдил о. Макария предметами церковной утвари. Сам о. Созонт с 1810 г. служил в должности заказчика (благочинного) Барнаульского духовного правления. Примечательно, что в 1821 г. ему первому из алтайского духовенства был пожалован наградной наперсный крест. С 1834 г. о. Созонт был протоиереем Томского кафедрального собора.

После посещения Барнаула о. Макарий прибыл в Бийск 29 августа 1830 г. Здесь он остановился в доме священника о. Петра Синкина, которого потом называл постоянным своим благодетелем. С 1 сентября была снята квартира у одного казака, за 15 руб. в месяц, «на хозяйском служении и отоплении». Жизнь небольшой общины первых алтайских миссионеров устраивалась по ими же составленному уставу, который был утвержден Тобольским епископом Евгением (см. выше).

Первый выезд в Горный Алтай состоялся уже через несколько дней. 7 сентября 1830 г. в Улале был крещен юный «инородец» Элеска, в крещении получивший имя Иоанн, что в переводе с еврейского означает «благодать Божия». Этот день, в связи с первым крещением, стал считаться днем рождения Алтайской духовной миссии. 11 сентября вместе с новокрещеным миссионеры вернулись в Бийск. Еще через три дня архимандрит совершил свою первую литургию на Алтае и приобщил Святых Христовых тайн Элеску (Иоанна). Крещение Элески состоялось благодаря хлопотам крещеного жителя Маймы Иеремии (Параева – по роду, и Шишкова – по восприемнику). Будучи в Бийске по делам, он встретил только что приехавшего о. Макария и рассказал, что в его доме живет молодой «инородец» Элеска, который от него самого узнал о Христе и изъявлял желание креститься. Что и было сделано, а восприемником Элески стал сам Иеремия.

Архимандрит Макарий активно начал путешествовать по Алтаю в поисках места для миссионерского стана. В первую очередь, он посещает казачьи редуты и форпосты, рассчитывая на гостеприимство казаков.

В середине сентября о. Макарий посетил Антониевский форпост (120 верст от Бийска). Прибыл он туда 18 сентября. Здесь миссионер безуспешно попытался встретиться с отставным казаком Кудьяровым, хорошо знающим наречия здешних калмыков. Местное население – калмыки – очень редко бывали в форпосте и “места кочевания их далеки от сего места”. После Антониевки о. Макарий поехал через Бийск в Сайдыпский форпост, куда прибыл 28 сентября. Поначалу жители форпоста отнеслись к приезду священника равнодушно. Но через некоторое время для него было подыскано удобное помещение, и, кроме того, старшие из казаков решили произвести ремонт часовни, чтобы в любое время года можно было совершать богослужение. Здесь же крещеный татарин Иван Еремеев и отставной казак Федот Меньшиков перевели архимандриту Макарию на местное наречие молитву “Отче наш” и десять заповедей Моисея.

Приближалась зима, но архимандрит Макарий готовился к новым поездкам. Он планировал к празднику Рождества Христова побывать в Улале, а потом до конца февраля быть в Бийске, где познакомиться с инородцами, сдающими в феврале ясак. Затем предстояла поездка в Сайдып, где о. Макарий планировал провести Великий пост до открытия летнего дорожного сезона. 3 декабря миссионеры ночевали в Тарханском (Быстрянка). На следующий день была посещена Усть-Иша. Затем – Нижний Карагуж, Верхний Карагуж и Барда. Через неделю после отъезда из Бийска прибыли в Улалу. По дороге совершали крещения, напутствие Святыми Тайнами, молебны.

“Путь в Улалу был указан нам самим Промыслом Божиим, и что в сем ауле мы имели бы, смотря на юг, с левой руки область татар, а с правой – область калмыков”. В Улалу миссионеры прибыли 17 мая и поселились в той же хижине, в которой жили в декабре 1830 г. Но после совершения первой в этих местах литургии 21 мая некрещеные улалинцы взбудоражились и стали опасаться насильственного крещения. Не желая осложнять отношения с коренными жителями, о. Макарий решил выехать из Улалы и поселиться в селении у слияния рек Маймы и Катуни, находившемся в восьми верстах. Этот шаг позволял, с одной стороны, сохранить доступ к улалинцам, а с другой – делал более удобными поездки по окрестностям, в том числе и до Бийска. Из Маймы о. Макарий по-прежнему совершал и дальние поездки. В конце ноября – начале декабря 1831 г. он посетил села Смоленское, Верх-Ануйское, Антониевский форпост, Сарасу.

За Маймой начинались кочевья. Кочевники жили в юртах, пасли скот, кочевали зимой и летом. Алтайские племена жили шаманской языческой верой, а в некоторые из них уже проникало мусульманство. Многие в то время считали, что эти народы «не созрели для христианства». Архимандрит Макарий отвечал: «Нет народа, в котором бы Господь не знал своих, нет той глубины невежества и омрачения, до которой бы Сын Божий не снисходил, преклонив небеса, не преклонился».

Отец Макарий начал устраивать жизнь собственную, монашескую, а также вникал в быт кочевников и знакомился с жизнью православных здесь, на краю России. Здесь было много ссыльных, а также старообрядцев, большинство из которых считали о. Макария врагом и распускали о нем самые нелепые слухи, вплоть до того, что у него железные клыки, а под мантией – крылья и хвост.

Вместе с тем в 1831 г. архимандрит Макарий получил официальное разрешение распространять свою миссионерскую деятельность и на территорию Кузнецкого округа, инородцы которого так же стали принимать крещение.

Отец Макарий, человек высочайшей учености, изучал жизнь и наречия местных народов и просвещал как русских, так и язычников, много ездил по кочевьям и беседовал с людьми. Прошло время, прежде чем о. Макарий понял, язык (наречие) какой народности понятен всем. Он изучил этот язык (телеутский), составил азбуку, словарь и начал делать первые переводы: первые молитвы, первые слова Священного Писания.

Архимандрит начинает строить храм в селе, налаживать богослужение, устраивать первую школу для детей, лечить кочевников. Он защищает народ от сборщиков налогов, останавливает торговлю водкой в селе и окрестностях.

Следующим этапом стало обустройство, воспитание и образование новокрещеных алтайцев. По одному или целыми семьями их селили вблизи или в самом русском селе, чтобы они могли ходить в храм, школу, научиться обрабатывать землю, выращивать овощи, выпекать хлеб и т.д. Отец Макарий сам собирал травы, лечил своих подопечных и передавал им свои знания. То есть он «становится для них всем, чтобы спасти хотя некоторых». Сам не имея пригодного для жизни дома, он помогал строить дома и учил кочевников оседлой жизни, а одновременно – учению Христову. Отец Макарий учил: «Все дело крещением не оканчивается, напротив, только начинается». Многие материальные нужды крещеных алтайцев о. Макарий брал на себя. Когда крестилась семья, то ей строили дом и снабжали всем необходимым. Впоследствии о. Макарий помогал новокрещеным и скотом, и деньгами, и хлебом. Он старался ежедневно навещать их дома. При всей мягкости и деликатности его характера и любви, которая очевидна для окружающих, он, например, запрещал петь в Майме светские разгульные песни. Взамен языческих мирских песен он обучил алтайцев церковным песнопениям и духовным кантам своего собственного сочинения, вошедшим потом в сборник «Лепта».

По словам о. Макария, кочевники как бы не чувствовали в себе души; весь круг их надежд, печалей и радостей ограничивался нуждами телесными. А когда он говорил им о душе, они просили его о помощи в своих телесных нуждах. Архимандрит Макарий активно переписывался с Костромой, Москвой, Екатеринославом, Петербургом, Смоленском и Томском. В результате на Алтай стали поступать лекарства, книги, продовольствие, деньги.

С 1834 г. о. Макарий стал активнее посещать Улалу. Были крещены почти все улалинцы. И в начале 1835 г. в Улалу был перевезен из Маймы дом, состоящий из двух комнат, разделенных сенями. Начальник миссии так обосновывал свое решение: «ибо значительное число телеутов новокрещеных, составляющих это селение, требует, чтоб и у них было удобное, по возможности, пристанище Миссии, и место для совершения божественной литургии по временам». Осенью 1835 г. о. Макарий переезжает в Улалу. Так что кельи в миссионерском доме оказались свободными. Но в просторной «горнице» регулярно совершались службы. Для этого о. Макарий приезжал сюда из Улалы. Об этом он писал постоянной благодетельнице миссии Е. Непряхиной. То же самое основатель миссии писал и некоему священнику Иакову, которого приглашал к себе в сотрудники.

В 1835–1837 гг. у о. Макария появились помощники – создавалось настоящее миссионерское братство, община единомышленников. Один из них – будущий глава миссии нижегородский семинарист Стефан Ландышев. Отец Макарий становится для Стефана, по выражению митрополита Филарета, «семинарией, академией и университетом». Кроме того, с о. Макарием трудились иеромонах Анастасий, казначей и ризничный томского архиерейского дома, вдовые священники Василий Весский и Алексей Глухарев (родной брат архимандрита). Все они жили в кельях первого миссионерского дома, построенного архимандритом Макарием в 1832–1835 гг.

В 1838 г. в Майминском стане при участии Прасковьи Матвеевны Ландышевой (мачехи Стефана Ландышева) была организована больница. В 1840 г. в миссию приехала София де Вальмон, француженка, принявшая в Петербурге православие, женщина умная, образованная. С ее помощью была основана женская миссионерская община, состоявшая из вдов и девиц, которые помогали в духовном просвещении алтайских женщин. Впоследствии, в 1863 г. в Улале было официально учреждено сестричество, которое в 1881 г. превратилось в Улалинский женский монастырь со школой, больницей и большим числом послушниц из местных жителей. Со временем монастырь стал важнейшим центром Алтайской духовной миссии.

Были также открыты школа-приют для алтайских девочек в Майме и две школы для мальчиков в Улале и Майме. В школах давалось начальное образование, кроме того, дети обучались рукоделию, пению, рисованию. О. Макарий не любил праздности. «Если не можешь быть ловцом человеков, то лови рыбу для питания ловцов человеков», – говорил преподобный.

Вскоре дали о себе знать первые результаты. Преобразилось село Майма, где впоследствии будет построен каменный храм. Был создан миссионерский стан в селении Улала, началась миссионерская работа в других селах, кочевьях и аулах. По воскресеньям и праздникам весь народ был в храме, причем часть службы шла на телеутском языке, и народ пел сам. После службы – скромная общая трапеза и беседы на духовные темы. Касались беседы и житейских вопросов: как вести хозяйство, соблюдать гигиену, лечить болезни. Просвещаясь духовно, алтайцы делали жизнь более культурной и цивилизованной.

После поездки в 1839–1840 гг. в Москву и Санкт-Петербург о. Макарий живет некоторое время в Майме. Здесь же, в майминском стане, начальник миссии поселяет иеромонаха Парфения и послушника Артемия Левицкого (в будущем – игумен Акакий).

Основатель Алтайской миссии не стремился к быстрому увеличению числа крещеных алтайцев, но хотел каждого приходящего в церковь подготовить, наставить, направить его жизнь так, чтобы он мог твердо встать на путь Заповедей Христовых, путь следования за Христом. Так, переводчик Михаил Чевалков не только крестился и помог креститься многим родственникам, но, усвоив телеутскую грамоту, записал историю и верования алтайских племен, стал первым алтайским писателем и первым священником-алтайцем. Его «Памятное завещание» и другие произведения заложили основу этнологии алтайских народов. При о. Макарии (Глухареве) было крещено 675 алтайцев.

Архимандрит Макарий от новокрещеных требовал строгого исполнения церковных правил: соблюдения постов, регулярного говения и посещения церковных богослужений. Прививал навыки ведения домашнего хозяйства как мужчинам, так и женщинам. Но особенно значимым средством создания крепких христианских семей был «институт» восприемничества. О. Макарий не совершал Таинство Крещения без крестных (восприемников). Причем к самим восприемникам предъявлялись высокие требования. В случае если новокрещеный, взрослый или ребенок, оказывался бездомным (новокрещеного могли выгнать из дома некрещеные родственники или по причине других обстоятельств), восприемники должны были брать крестника к себе в дом. Это способствовало воспитанию традиций православной церковности в среде новокрещеных. О. Макарий, таким образом, начал прививать коренным жителям Алтая непривычный для них оседлый образ жизни, включающий в себя весь комплекс церковных правил и обычаев. Новокрещеные христиане – воспитанники архимандрита Макария – на многие годы сохранили память о своем первом духовном наставнике. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что в год пятидесятилетнего юбилея миссии (1880 г.) в Макариевском миссионерском стане, названном в честь преподобного Макария, Софроний Чендеков, в свое время крещенный основателем миссии, за свой счет построил новый храм.

За четырнадцать лет пребывания в Алтайской миссии архим. Макарий перевел на телеутский язык многие места из Апостола, многие псалмы и избранные места из Ветхого Завета, а также некоторые толкования, «Краткий катехизис» митрополита Филарета и его «Краткую Священную Историю», Символ веры, молитвы, чин и вопросы на исповеди, некоторые части богослужения. Им был составлен словарь на три тысячи слов и грамматика этого языка – это все, что имели в письменных списках алтайские народы до 1860 г.

О. Макарий чувствовал, что русские испытывали нужду в Библии на русском языке. Постепенно он пришел к мнению, что перевод Библии на русский язык – одно из самых важных дел, необходимых для русской церкви и русского народа. Еще в Глинской пустыни он начал заниматьтся переводами Библии с еврейского на русский язык (в частности, он переводил Книгу Иова) и в результате перевел на русский язык с масоретского текста все книги Ветхого Завета, за исключением Псалтыри.

В январе 1839 г. архимандрит Макарий для устройства дел миссии прибыл в СанктПетербург. В Святейший Синод он представил свое сочинение «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианства между евреями, язычниками, магометанами в Российской империи» , другой список «Мыслей…» вместе с переводом книги пророка Исаии и длинным сопроводительным письмом он послал императору Николаю I.

Чуть позже о. Макарий решил составить и издать на русском языке извлечение из книг Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, содержащее вероучительные тексты. В ноябре 1841 г. он отправил эту рукопись, названную «Алфавит Библии», московскому генерал-губернатору Д.В. Голицыну с просьбой опубликовать ее. Отец Макарий рассчитывал со временем перевести «Алфавит Библии» на телеутское наречие. Князь Д.В. Голицын препроводил сочинение обер-прокурору Св. Синода графу Н.А. Протасову, и о. Макарию последовал новый выговор от Священного Синода.

С годами у него развивалась чахотка, постепенно отнимались ноги, слабело зрение. В декабре 1842 г. он написал прошение об увольнении из миссии по причине слабого здоровья и в 1843 г. был освобожден от должности начальника миссии и назначен настоятелем Болховского Троицкого Оптина монастыря Орловской губернии. Оставить миссию просветитель Алтая решился лишь через год после указа Святейшего Синода. Прежде о. Макарий отправил Стефана Ландышева на родину, в Нижегородскую губернию, – искать невесту. Стефан вернулся в Сибирь с женой и своей мачехой, в Томске он был рукоположен в священнический сан. Семейство Ландышевых поселилось в миссии, где женщины начали свое служение – вместе с Софией де Вальмон, как было сказано выше, они создали женскую общину.

Архимандрит Макарий (Глухарев) простился с сотрудниками и новокрещеными алтайцами в начале июля 1844 г. Он понимал, что больше сюда не вернется. В дни про щания, по признанию самого миссионера, над ним «висела туча печали». Благословив в последний раз родную миссию, апостол Алтая произнес прощальную молитву: «О Владыко Всесвятый, Всемогущий, Всеведущий и всем управляющий! Твоей всесвятейшей воле благоугодно было поставить меня, ничтожного, на сие служение. Ты Сам кого избрал, тех и призвал из тьмы заблуждения в познание Тебя, Единого, истинного Бога во Святой Троице… Соблюди, сохрани, покрой и спаси, ихже просветил еси мною недостойным… Ты Сам мне дал их родить святою купелью, и я опять оставляю их под всемогущий покров Твой Святой».

Через некоторое время он прибыл в г. Болхов Орловской губернии. Болхов в середине XIX века был уездным городом, где было много храмов и даже имелся мужской монастырь. По приезде о. Макария городской голова сам пришел к нему, чтобы поздравить с новым назначением и получить благословение. Отец Макарий стал расспрашивать его, знает ли народ Символ веры, знает ли он сам. «„Верую‟ не прочитаю, а „Вотчу‟ знаю (т. е. „Отче наш‟)» , – ответил «православный» начальник. Отец Макарий понял, что духовное просвещение в городе надо начинать с азов. Будучи больным и слабым, он налаживает богослужение в монастыре, ведет беседы, собирая для обучения отдельно детей и взрослых, организует для детей монастырскую школу, где учит их, как и детей в Улале, Майме и других алтайских селениях.

Высокая любовь, которой он научился, отдавая всего себя служению алтайским народам, и благодать, которая явно ему сопутствовала, тут же привлекали к нему массу людей, которые шли к нему толпами. С утра до вечера о. Макарий отдавал все свои уже угасающие силы народу.

Еще не доезжая до Болхова, он послал прошение в Священный Синод с просьбой отпустить его в Иерусалим на поклонение Гробу Господню. На это прошение он получил отказ, поскольку из Иерусалима он хотел поехать в Лейпциг, чтобы все-таки опубликовать на русском языке Ветхий Завет, хотя бы и без разрешения. Уже из Болхова он вторично послал прошение о поездке в Иерусалим, но, когда в 1846 г. разрешение было получено, туберкулез вошел уже в такую стадию, что о. Макарий больше не встал с одра болезни. До последних дней к нему шел народ, а сам он ежедневно причащался. За несколько дней до кончины он написал молитву в стихах:

Мой Бог! Мой Царь-Отец! Спаситель дорогой!

Пришел желанный день! Паду перед Тобой!

Еще я на земле! Но дух Тобой трепещет!

Зрю! Светит горний луч! Заря бессмертья блещет…

Скончался он 18 мая 1847 г. на 55-м году жизни со словами: «Свет Христов просвещает всех». «Макарий был истинный слуга Христа Бога», – писал о нем после его смерти святитель Филарет Московский.

Архимандрита Макария чтили как подвижника благочестия не только на Алтае и в Болхове, но и в обеих столицах – Москве и Петербурге. Было издано собрание писем архимандрита (впервые – в 1851 г.), отдельно издавались его письма к митрополиту Филарету (Дроздову) и государю императору. Были составлены его жизнеописания (одно из наиболее поздних – в 1890-х гг.). Высокая духовность о. Макария никогда ни у кого не вызывала сомнений. В 1980-х гг. его святое имя было включено в Собор Святых, в земле Сибирской просиявших. Наконец, в 2000 г. на юбилейном Архиерейском соборе было совершено всероссийское прославление Преподобного.

Откуда этот поразительный успех проповеди и трудов о. Макария? Ответы мы находим в центральном его сочинении «Мысли о способах успешного распространения христианства между евреями, язычниками и магометанами в Российской империи», которое было опубликовано лишь в 1890-х гг. Это многоплановое произведение касается различных вопросов проповеди веры и воспитания миссионеров в Российской империи, в которой проживало более 190 народов.

По мнению о. Макария, успех распространения веры Христовой почти целиком зависит от духовно-нравственного состояния русского народа и русской церкви. Необходимо просвещение и воспитание, прежде всего, русского народа, возрождение в нем идеала святости и духа Христова. Просвещение христианского народа – важнейшая и священнейшая обязанность церкви и государства. По «Мыслям…», для успешного просвещения обучение в народных школах должно быть возложено на духовенство, народу нужно дать полную Библию на родном языке, реорганизовать обучение и воспитание юношества духовного звания (готовящегося к священству) и необходимо объединить народ священной идеей проповеди веры другим народам. По сути преподобный Макарий шел по стопам равноапостольных Кирилла и Мефодия, неся Свет Христовой Истины для россиян – на русском, для коренных алтайцев – на алтайском языках.

Воспитание и образование народа должно быть основано на твердом усвоении миссионерами следующих христианских истин:

Священное Писание – единственное и полное Откровение Божие;
вера Православная – единственный путь ко спасению;
вера принесла и приносит бесчисленные благодеяния на земле, а затем и на небе; только небо – цель жизни;
дух Христов должен господствовать в народе, в церкви;
духом любви определяются наши отношения к людям иноверным и неверным, а любовь «долготерпит, не ищет своего…», долготерпит в молитве и ожидании;
в каждом селе священник с причтом – воспитатель и учитель народный;
изучение Священного Писания на родном языке решительно необходимо;
главная обязанность и задача христианского народа – поддержать духовное просвещение и из себя дать людей для миссионерского просвещения иных народов;
объединить народ в помощь проповеди веры – делу священноапостольства.

Реорганизацию собственно миссионерского служения в России архимандрит Макарий видел в следующих мерах:

создание вблизи Казани миссионерского центра с задачами учеными и методическими;
создание одного, а затем многих миссионерских монастырей – институтов для образования и воспитания миссионеров со строгим общежительным уставом, но и с довольно обширной учебной программой, общеобразовательной и богословской; система образования и воспитания в таком монастыре в течение 12 или 13 лет им подробно описана;
подготовка к миссионерству может быть и краткой: для тех, кто хочет идти путем семейной жизни; и тот, и другой пути возможны в деле миссионерства;
создание Российского миссионерского общества для объединения православных людей всех сословий в помощь миссионерам и делам проповеди веры.

Биограф преподобного Макария К.В. Харлампович в своей работе, посвященной 75-летию Алтайской миссии, писал об этом труде: «Этот любопытный и ценный проект реорганизации миссионерского дела в России по своей полноте, обстоятельности, основательности и практичности не только превосходит все, что до этого писалось и издавалось по этому вопросу, но и для настоящего времени он может представляться идеальным. И это, несмотря на то, что часть предложений архимандрита Макария уже осуществилась». Митрополит Филарет иногда называл о. Макария «романтичным миссионером». И в «Мыслях…» мы видим не описание конкретного опыта его общения с алтайцами, организации миссионерских структур, воспитания своих сотрудников-миссионеров, а высокие, идеальные планы расширения и углубления проповеди православной веры среди российских народов. Отношения же с алтайцами им строились и развивались в духе любви Христовой и в русле православной традиции. Описаний примеров этих отношений сохранилось достаточно много, на них воспитывались последующие поколения миссионеров. Память о нем и его подвиге благоговейно хранилась алтайцами и передавалась из поколения в поколение. Образ святого старца, жертвенно отдающего себя по образу Христа служению малому непросвещенному народу, из памяти и молитвы народной перешел в службу преподобному Макарию Алтайскому.

При отце Макарии жизнь Алтайской миссии только начала переходить от «зарождения» ко второму этапу – росту. Получив письменность, школу, часть богослужения на родном языке, алтайские общины начали расти и усваивать как предание христианской церкви на своей национальной основе, так и великую восточно-христианскую культуру. Красоту и высоту веры и культуры алтайцы усваивали в храме через его архитектуру, иконы, убранство, песнопения. В школе они получали знания, навыки, осознанное отношение к Богу, миру, человеку. В созданных для них селениях они учились хозяйствованию, семейным и общественным христианским отношениям. Постепенно вырастали поколения, воспитанные в восточно-христианской культуре и одновременно в своей национальной культуре, отныне устремленной ко Христу. Через некоторое время появились алтайцы-учителя, а на основе общей грамоты и общих школ постепенно из нескольких народностей, объединявшихся вокруг церкви и школ, возник современный алтайский народ.

Архимандриту Макарию и его современнику, апостолу Америки и Сибири митрополиту Иннокентию (Вениаминову), спустя несколько веков после деятельности св. Стефана Пермского, независимо и почти одновременно удалось реализовать кирилломефодиевскую православную миссионерскую традицию. Попытки обращения народов России в христианство, предпринимавшиеся до них, не приводили к успеху. А после них повсеместно – и в Российской империи, и в Японии, и в Китае миссионеры шли тем же подвижническим путем. Сейчас мы знаем многие имена выдающихся миссионеров: свт. Николай (Касаткин) в Японии, Н.И. Ильминский в Казани, епископ Дионисий (Хитров) в Якутии, митрополиты Флавиан (Городецкий) и Иннокентий (Фигуровский) в Китае, И.Я. Яковлев в Чувашии, Н.П. Остроумов в Средней Азии, митрополит Макарий (Невский) на Алтае, архимандрит Антонин (Капустин) в Палестине, свт. Тихон (Белавин) в Америке, митр. Нестор (Анисимов) на Камчатке и многие другие. Благодаря их подвигу многие народы России получили письменность, книжную культуру, храмы, школы, свою национальную интеллигенцию; были «привиты» к общемировой христианской культуре.

Таким образом, преподобный Макарий (Глухарев) является выдающимся миссионером, деятельность которого послужила расцвету миссионерства Русской Православной Церкви во второй половине XIX – ХХ веков.

В 1983 году преподобный Макарий причислен к лику святых и его имя внесено в Собор Сибирских святых.

СВЯТИТЕЛЬ МАКАРИЙ АЛТАЙСКИЙ

Икона свт. Макария Алтайского

Дни памяти: 1 марта (16 февраля по ст. ст.), Собор Московских святителей и святых, Собор Сибирских святых (23/10 июня) и Собор Алтайских святых.

Михаил Андреевич Парвицкий родился в 1835 г. в селе Шапкино Ковровского уезда Владимирской губернии в бедной семье. Отец его, Андрей Иванович, был пономарем храма Рождества Богородицы, мать, очень набожная женщина, приучала детей к молитве, домашней и церковной. Михаил был шестым ребенком в большой семье. Поскольку жили они в нищете, родители решили, что надо перебираться в Сибирь, но, пока они собирались, случилось несчастье – сгорел их дом, и пришлось жить некоторое время у соседей – в бане, которая топилась по-черному. В этих крайних обстоятельствах мать обратилась за помощью к брату, священнику, который служил в Москве, и тот похлопотал, чтобы Андрею Ивановичу дали место псаломщика в Томской епархии. Жизнь их была настолько скудной, что, по воспоминаниям владыки Макария, детей по дороге в Томск кормили по очереди. По приезде в Томскую епархию оказалось, что обещанного места нет, и только через некоторое время отец получил место пономаря по настойчивому ходатайству из Москвы.

Михаил был слабым мальчиком, постоянно болел и несколько раз был при смерти. Он поступил в Тобольскую семинарию, которая мало отличалась от других семинарий того времени – там далеко не все было на высоте. Но, охраняемый молитвой матери, Михаил жил у благочестивых хозяев, вне бурсацкой грубости. В семинарии ему дали фамилию Невский.

В 1854 г. он закончил семинарию (здесь ему дали фамилию — Невский), и, согласно своему желанию служить делу проповеди Евангелия, поехал в Алтайскую миссию рядовым сотрудником, хотя по блестящим успехам мог бы продолжить обучение в Академии. Впоследствии митрополит Макарий вспоминал: «Еще на школьной скамье мысль о миссионерстве занимала меня…».

Настоящей школой для него стал Алтай: «Тридцатилетняя жизнь на Алтае была для неопытности моей той академией миссионерства, какую некогда открыть предполагалось в центре России, только там учить миссионерству хотели по книгам, а здесь учительницей была жизнь». Образцом миссионерского служения для него стал преподобный архимандрит Макарий (Глухарёв) основатель Алтайской миссии, о жизни и трудах которого он слышал от очевидцев. Первое время будущий святитель служил чтецом, преподавал в Катехизаторской школе, сопровождал миссионеров в отдалённые труднодоступные дикие места, изучал алтайский язык.

16 марта 1861 г. он принимает монашеский постриг с именем Макария, в честь преподобного Макария Великого. На следующий день его рукополагают в иеродиакона, а 19 марта в иеромонаха. Теперь начинается его самостоятельное миссионерское служение. Сначала в Чемальском стане, а затем в Чулышмане. Успех проповеди мог быть лишь в том случае, когда народу несли слово Божие на его родном языке. Поэтому отец Макарий в совершенстве овладел алтайским языком и его наречьями. Многие годы он посвящает переводу богослужебных книг на алтайский язык, работая над этим в Санкт-Петербурге и в Казани. В 1875 г. отца Макария назначают помощником начальника Алтайской Миссии.

Заслуживает внимания так же факт крещения после болезни «татарина» Тозыяка. Его новое имя было Григорий. После крещения он стал «ревностен к церкви Божией, усердно молится и с большим вниманием слушает слово Божие» . Но из-за недостатка священнослужителей о. Макарию пришлось совмещать множество должностей. Так, с 14 ноября 1864 г. он был утвержден наместником Чулышманского монастыря и проживал там с 1865 по 1868 гг. Потом была длительная командировка до 1870 г. для занятия переводами и собирания педагогического опыта в Казани и Петербурге.

После этого он стал преподавать в центральном миссионерском училище в Улале. Алтайцы полюбили молодого миссионера, всегда готового идти туда, где были горе, страдания, болезни, даже эпидемии. Но, как правило, алтайцы долго не решались креститься, боясь мести злых духов, камов (шаманов), единоплеменников-язычников.

«Служение миссионерское, как служение апостольское, есть более всего ряд скорбей, болезней и трудов… Миссионер – страдалец, он страдает душой в начале служения своего от среды, в которую он попадает, там нет ни родной семьи, ни родного общества, ни привычной для него жизненной обстановки. Среди инородцев, сперва чуждых для него по языку, по обычаям, чужой и для них, он чувствует иногда ужасную истому от одиночества; он не обретает здесь человека, с которым мог бы поделиться своим горем, поведать свою скорбь и в дружеском и в братском разговоре найти для себя некоторую отраду… Он страдает за юную паству свою, которая ему вручена» . Но пока сам Макарий страдал от того, что сеявшееся годами семя Слова Божия мало приносило плодов.

И вот наконец проповедь, молитва, старания по милости Божией касаются сердец алтайцев. Алтайцы говорили: «Мы никогда не слыхали таких речей; откуда это абыс (священник) знает то, чего не знают наши камы? Он говорит все правду; слова Божии падают на сердце и трогают до слез» . Стали креститься отдельные алтайцы, а иногда целые улусы (50 человек), и проповедь продолжалась уже среди новокрещеных: «Новокрещеные, севши на траве в кружок, дружно и громко повторяли за мной десять заповедей Господних. Ученье продолжалось около часа. После заучивания на память объяснено было значение каждой заповеди отдельно. Некоторые из стариков при изучении первой и второй заповеди говорили: «На что нам другие боги! Мы их оставили и теперь веруем в единого Господа Бога». На четвертую заповедь один из старцев сделал замечание, что праздничная работа не бывает прочна. Пятая заповедь особенно нравилась родителям, у которых есть дети; потому они произносили эту заповедь с особенной выразительностью» .

«После богослужения беседовал с ними о жизни христианской, о состоянии отшедших душ по смерти, об ангелах-хранителях. Последнее они слушали с особым вниманием, и удовольствие свое, что у них есть невидимые и сильные поборники против злобы диавола, они выражали жестами» .

Вместе с М.В. Чевалковым иеромонах Макарий переводит и редактирует прежние переводы Священного Писания, богослужения и т.д. В 1865 г. впервые была совершена литургия целиком на телеутском языке. Собран огромный материал по переводам на алтайский язык, поэтому в 1864–1865 гг., а затем и в 1867–1868 гг. миссия командирует о. Макария в Петербург для издания в Синодальной типографии переводов на алтайский язык .

В 1871 г. иеромонах Макарий был возведен в сан игумена, а в 1875 г. назначен помощником начальника Алтайской миссии, хотя фактически уже с 1870 г. он выполнял это послушание. Историк Алтайской миссии И. И. Ястребов писал: «Вернувшись на Алтай в 1870 г., о. Макарий стал правой рукой архимандрита Владимира по организации школьного, переводческого, богослужебного и просветительского дела в Алтайской духовной миссии. Выражаясь точнее, архимандрит Владимир был инициатором, организатором и руководителем этого дела, а о. Макарий исполнителем, усовершенствователем и, главное, душой его».

В 1883 г. игумен Макарий был возведен в сан архимандрита и назначен начальником Алтайской миссии, а в 1884 г. хиротонисан во епископа Бийского, викария Томской епархии; епископ Владимир (Петров) к этому времени был переведен в Томск.

По инициативе новоназначенного начальника миссии выпускники Улалинского миссионерского училища были переведены в Бийский архиерейский дом, где было создано Миссионерское катехизаторское училище. Это было продиктовано желанием святителя Макария утвердить на Алтае проповедь и богослужение на языке местных жителей. Целью этого училища была подготовка чтецов, миссионерских сотрудников, учителей и духовенства среди алтайцев. В 1890 г. на правительственном уровне был утвержден устав катехизаторского училища.

Люди любили епископа-миссионера. Вот как его встречали, например, в Ынырге в 1888 г.: «Народ не оставлял его почти целый день. Одни приходили к нему с больными, другие – попросить милостыни. Больные получали помощь, бедные – одежду … и малое приношение в пользу алтайцев было великим даром для них! <…> (В Кебезене – авт.) уже была полная смесь одежд и вероисповеданий. Но разница вероисповеданий как будто исчезала и одно только пламенное желание видеть Владыку, слышать его живое слово читалось на лицах всех. Это слово епископа, дышащее всегда любовью к ближним, находило отклик в душе как христианина, так и язычника. Произносимое на чистом алтайском языке, оно, как будто, еще более сближало его со слушателями. И горцы Алтая видели в нем не чужого, далекого им человека, а близкого и дорогого им, который заботится о их благе, который всю жизнь свою посвятил на служение им одним, научал их вечной правде и спасению. … А взятые все вместе проповеди Преосвященного Макария, которые были говорены им по дороге в Чулышманский монастырь, так были разнообразны и так многочисленны, что составили бы целую книгу, а уж не краткие записки».

В целом же о развитии миссионерского дела на Алтае от архимандрита Макария (Глухарева) до епископа Макария (Невского) говорят следующие данные. Преподобный Макарий обратил в христианство 675 человек, устроил пять миссионерских селений с двумя церквами, тремя школами, одной больницей и богадельней. А к 1892 г. на Алтае уже более половины местного населения были христианами (19 216 человек). Было обустроено 192 православных поселения, 49 храмов и молитвенных домов, два монастыря, постоянно совершалось богослужение на алтайских наречиях, в основном на телеутском. Сорок школ обучали детей грамоте. Число учащихся возросло до 1168. В Бийске действовало катехизаторское училище, готовившее священников и учителей для миссионерских инородческих школ . «В этом училище обучались представители разных племен не только Алтая, но и вообще Томской епархии. Тут были алтайцы, телеуты, шорцы, абинцы, матурцы, сагайцы, киргизы и даже остяки из Нарымского края» . Выпускники училища несли духовное просвещение в сельские школы по всей Томской епархии и за ее пределами.

В 1891 г. его назначают епископом Томским. Владыка Макарий считал, что пастырь должен быть готов «во всякое время износить из сокровищницы души своея для одних утешение, для других наставление, для третьих ободрение, а для иных обличение». Также он занимался попечительством: к концу пребывания его на Томской кафедре в Томске было одиннадцать церковно-приходских попечительств, занимавшихся сбором средств для бедных, шесть приютов для детей, ночлежный дом, пять богаделен. За время его служения в епархии было открыто 217 новых приходов, два женских монастыря, 229 церковно-приходских школ, 442 приходских попечительства.

Святитель Макарий предчувствовал грядущие события в России. В одном из своих поучений он говорил: «Мы переживаем смутные времена. Бывали на Руси лихолетья, но тогда было не так худо, как теперь. Тогда были все за Бога, все желали знать, что Ему угодно; а теперь не то. Тогда были за Царя. Теперь опять не то. Теперь слышатся голоса хульные на Бога и замыслы против Помазанника Его <…> В подмётных письмах и листках их мы читаем, что они, как вестники ада, жаждут разрушения, беспорядков <…> Их желание — всё перевернуть, чтобы голова стала внизу, а ноги наверху; чтобы честный человек ждал милости из рук босяка, которого они хотят сделать раздаятелем награбленного ими…». Владыка предрекал, обличая смутьянов: «Не хотите вы своей Русской власти, так будет же у вас власть иноплеменная».

В 1905 году владыка писал: «Мы переживаем смутные времена, – писал владыка, – бывали на Руси лихолетья, но тогда было не так худо, как теперь. Тогда были все за Бога, все желали знать, что Ему угодно; а теперь – не то. Тогда были за Царя. Теперь опять не то. Теперь слышатся голоса хульные на Бога и замыслы против Помазанника Его… В подметных письмах и листках их мы читаем, что они, как вестники ада, жаждут разрушения, беспорядков… Их желание – все перевернуть, чтобы голова стала внизу, а ноги наверху; чтобы честный человек ждал милости из рук босяка, которого они хотят сделать раздаятелем награбленного ими…» . По воспоминаниям современников, он был глубоко духовным, просветленным, святым архипастырем, который был в молитвенном и личном контакте со многими святыми людьми того времени, и прежде всего с о. Иоанном Кронштадтским. Когда к о. Иоанну приезжали сибиряки, то он часто говорил им: «Что вы ко мне ездите, ведь у вас есть свой Макарий, который лучше меня молитвенник» .

Святитель был просвещен даром рассуждения, многое видел, многое мог сказать о русском человеке по поводу происходящих событий как в Москве, так и в России. Хорошо знавший владыку обер-прокурор К.П. Победоносцев64 незадолго до своей смерти писал ему: «Вы знаете душу народную, которую разучились ныне понимать многие во власти сущие, и потому послушают Вас люди в церкви Божией… Тяжелые дни проживаем мы ныне, русские верные люди, дети своего Отечества, и не видим спасения. Блаженны те, кто не дожили до наших дней. Да поможет Вам Бог переносить страшные тяготы духовные» .

В 1906 г. святитель Макарий был возведен в сан архиепископа, а в 1912 г. его призвали на Московскую кафедру вместо митрополита (будущего священномученика) Владимира (Богоявленского), переведенного перед этим в Киев. Владыка Макарий был уже далеко не молод (ему исполнилось 77 лет), но обладал огромным духовным и миссионерским опытом, опытом активного общения с людьми всех сословий, и православная Москва приняла его с любовью. Вокруг него сплотились почитатели праведного Иоанна Кронштадтского: епископ Арсений (Жадановский), архимандрит Серафим (Звездинский), протоиерей Иоанн Восторгов, о. Николай Смирнов, великая княгиня Елизавета Федоровна, схиигумения Фамарь (Марджанишвили) и др.

С самого начала московского периода жизни владыки в Москве наблюдался «всплеск миссионерской деятельности». При нем Православное миссионерское общество получило «второе дыхание», на его развитие не оказала разрушительного действия даже начавшаяся вскоре мировая война.

Митрополит Макарий в своей проповеднической и просветительской деятельности использовал опыт Алтая – его занятия с просвещаемыми были интересными, информативными. Ему удавалось сочетать в своих беседах догматические, нравственные, просветительские, культурно-эстетические элементы. Рассказ о вере сменялся чтением духовных стихов и пением кантов, иногда собственного сочинения.

Во время богослужений святитель часто практиковал общенародное пение, которое народ очень полюбил. Не случайно даже протопресвитер Георгий Шавельский, настроенный против владыки, отмечал, что тот «очень благолепно вел богослужения» . По воспоминаниям епископа Арсения (Жадановского), святитель «очень любил беседовать о духовном с простыми верующими людьми, которые часто приходили к нему с „заднего‟ крыльца».

Владыка был покровителем и участником трезвеннического движения, развитию которого он активно способствовал, еще будучи Томским архиереем. Деятельность обществ заключалась в религиозно-нравственной и культурно-просветительной работе. Их члены принимали обет трезвости (от месяца до пожизненного). Общества устраивали торжественные вечерние богослужения, чтения с показом картин «волшебного фонаря», распространяли антиалкогольную литературу, открывали библиотеки-читальни. При наиболее крупных обществах действовали воскресные общеобразовательные школы.

Митрополит Макарий призывал московское духовенство к участию в работе этого движения. В результате возникли общества трезвости – «эти, по выражению владыки Макария, еще очень редкие оазисы в бесконечной пустыне», и государственными органами были приняты некоторые меры для ограждения народа от пристрастия к алкоголю. Например, в 1912-1913 гг. «было решено удовлетворять приговоры сельских обществ о закрытии казенных винных лавок» .

С Алтаем, «второй родиной» владыки, его продолжали связывать удивительно теплые отношения. Многие места, связанные с его жизнью и апостольским служением, там были названы его именем или ассоциировались в памяти алтайцев с ним – их учителем . Всего лишь одна визитная карточка владыки, переданная им кому-либо из отъезжающих туда, гарантировала тому гостеприимство на всем Алтае . В 1916 г. митрополит исходатайствовал помилование группе новокрещеных теленгитов, дезертировавших, опасаясь призыва на фронт, на территорию Китая.

Владыка продолжал непосредственно участвовать в жизни различных учреждений Алтайской миссии. Так, при его содействии в 1913 г. «с миссионерской целью» была учреждена Матурская Иверская женская община . За строительством приюта в Улале митрополит Макарий наблюдал с момента замысла (который и принадлежал владыке) до его завершения.

Особенно обязана святителю Макарию своим появлением и существованием Чемальская женская община. Это было его второе, после Чулышманского мужского монастыря, «детище», о котором он заботился как сердобольный отец на протяжении всей своей жизни. Владыка Макарий различными способами помогал и другим монастырям Алтайской миссии. Например, еще в 1896 г. он исходатайствовал в бесплатное пользование 15 десятин земли для Барнаульского Богородице-Казанского женского монастыря , а в 1914 г. – перед Святейшим Синодом и Государем Императором, которому «благоугодно было, в 23-й день марта сего года, изъявить Всемилостивейшее соизволение на отвод этим монастырям (Бийскому, Тихвинскому и Барнаульскому Богородице-Казанскому), в бесплатное пользование, на все время их существования, земель в Алтайском округе, в размере до 300 десятин каждому, по возможности из различного рода угодий, пригодных для сельского хозяйства» .

Кроме помощи Алтайской миссии, оказываемой в рамках Миссионерского общества, митрополит Макарий поддерживал ее и из личных средств . Достаточно сказать, что за два с небольшим года святительства в Москве владыка переслал более 80 000 р. на просветительские учреждения миссии, не говоря о пособиях отдельным лицам, которые не поддаются учету .

Как писали архиепископу Макарию собравшиеся на миссионерском съезде во главе с начальником Алтайском миссии, епископом Иннокентием, в 1910 году: «Сколько раз Вы оказывали поддержку Алтайской миссии, духом своим пребывая с нами, издаля руководя нами в нашем служении, ходатайствуя за нас и пред престолом Царя, и в Св. Синоде, и в правящих классах. Увеличение станов, улучшение и умножение школ, устройство церквей, алтайские переводы, материальное обеспечение членов миссии, – везде и всюду видны рука и заботы Вашего Высокопреосвященства» .

Владыка не оставлял без своей заботы и другие миссии. Так, после «боксерского» восстания в Китае 1899–1901 гг., когда были разгромлены все христианские миссии, для возобновления их работы появилась необходимость в средствах и помощи из России. Для этих целей в 1902 г. в Санкт-Петербурге было основано Пекинское подворье. Митрополит Макарий решает создать подворье и в Москве. На средства миссии покупается дом на Покровке, где планируется открыть семинарию для китайцев, в августе 1913 г. освящена часовня во имя Спасителя, а в октябре 1914 г. – храм Рождества Иоанна Предтечи. Пекинское подворье на Покровке было торжественно открыто 13 февраля 1914 г.

Деятельность святителя не всем пришлась по душе. «Просвещенная» либеральная интеллигенция Москвы и Петербурга видит в нем лишь консерватора, ретрограда, монархиста, «ставленника» Григория Распутина. Он был неинтересен аристократическим кругам общества Москвы и Петербурга.

Летом 1914 г. митрополит Макарий направился на Алтай . 22 июня 1914 г. он сошел на набережную Бийска под «красный звон» колоколов всех семнадцати церквей города. По старой привычке Владыка сразу же направился в Троицкий собор, где его чествовал весь Бийск. На следующий день митрополит Макарий выехал дальше. Владыка посещает могилы отца и матери в селе Красный Яр, а оттуда направляется и до Чулышманского монастыря, где встретился с родным братом архимандритом Иннокентием. В Бийском Тихвинском женском монастыре он посетил свою сестру схимонахиню Анну. На обратном пути сплавились на плоту по Бие до Лебединского стана, а оттуда, через Улалу, проехали в Чемал. Там митрополита Макария и застанет известие о начале войны.

Летом 1916 г. митрополит Макарий вновь побывает на Алтае. Все, как и прежде. Радостные встречи, богослужения, проповеди и поучения, милостыня и пастырская любовь… Это было последнее посещение Алтая святителем Макарием.

Наступил трагический 1917 г. Февральская революция взбудоражила не только общество, но и Церковь. Владыка Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «В те дни по всей России пробежала волна «низвержений епископов»; Синод был завален петициями с мест с требованиями выборного епископата» . Обер-прокурор В. Н. Львов (03.03.1917– 24.07.1917), один из ярых разрушителей России и Церкви, вызвал членов Синода на сессию и начал активную, жесткую кампанию против московского митрополита Макария, петербургского митрополита Питирима (Ок-нова), тобольского архиепископа Варнавы (Накропина), харьковского архиепископа Антония (Храповицкого) и др. От владыки Макария грубо потребовали прошения об увольнении на покой: «Я сгною тебя в Петропавловской крепости, если будешь упорствовать» . Старейший святитель уступил. Немедленно было оформлено решение Синода, и владыку почти под конвоем отправили в Николо-Угрешский монастырь под Москвой.

Владыка жил в Николо-Угрешском монастыре всеми забытый, вел строгую монашескую жизнь. Он пытался приехать на Собор, но ему не разрешили. Некоторые трудности отношений его с Патриархом Тихоном, который к этому времени занял Московскую кафедру, улеглись. Патриарх Тихон его навещал в вынужденном затворе, а 22 августа 1920 г. святителю Макарию по предложению Святейшего Патриарха Тихона был присвоен пожизненно титул митрополита Алтайского .

Вскоре на монастырь было совершено нападение бандитов. Пострадал и владыка, подвергшись издевательствам и ограблению. Результатом переживаний был инсульт, приведший к частичному параличу. После этого святитель продолжал жить в монастыре углубленной, молитвенной жизнью: «Я молюсь, и не за себя скорблю – я грешный человек и достоин всякого наказания, а за Русь, за церковь Православную, за всех скорблю!» . Монастырская братия относилась к нему с большой любовью, по очереди приходя ему сослужить. Владыка также полюбил насельников обители, однако не оставлял без попечения и свой любимый Алтай: «Он рассматривал бумаги, отправлял на Алтай миссионеров, хиротонисал епископов, имел около себя помощника по управлению Бийского архиепископа , являющегося главным наблюдателем миссии… В Угрешу к нему приехала также его духовная дочь, чемальская игумения Людмила. Стали иногда совершать службу на алтайском языке. Словом, в утешение больному старцу вокруг него образовался маленький уголок Алтая…. «Алтай, дорогой, родной Алтай!» – взывал, бывало, старец, и уже одно воспоминание о нем бодрило его дух. Алтаю Святитель, кажется, готов был все отдать, все принести в жертву – и жизнь, и молитву. Надо было видеть, с каким чувством возлагал он свои святительские руки на головы хиротонисуемых для Сибири епископов…, – чтобы понять всю любовь и привязанность его к своему, ничем не заменимому Алтаю!» .

Через некоторое время Николо-Угрешский монастырь был закрыт, и владыку близкие ему люди перевезли в подмосковный район Люберцы. Там 18 февраля 1926 г., в доме рядом с действующим храмом, владыка скончался. «Чьи же и какие глаза прикрыл я? Того, кто на своем веку выразил много ласки, привета духовным чадам, и особенно детям… того, кто обратил к свету Евангелия простых сердцем алтайцев… Я закрыл глаза Святителя, у которого недостоин лобызать и ноги, так долго потрудившиеся на святительском поприще!» – писал епископ Арсений (Жадановский). Он и многие другие духовные люди, навещавшие владыку Макария, уже при жизни относились к нему как к святому. Так, священномученик протоиерей Сергий Мечев, отправляясь вместе с духовными детьми навестить святителя, говорил, что им «предстоит увидеть живого русского святого» .

В 1957 г. по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия I честные останки святителя-миссионера, «Апостола Алтая», «Сибирского столпа Православия», «живого Русского святого», как называли его современники, обретенные нетленными, были перенесены в Троице-Сергиеву Лавру и погребены под Успенским собором, в храме Всех Святых, в земле Российской просиявших. А 31 августа 2016 года состоялось историческое событие, святые останки алтайского миссионера вернулись туда, где он столько лет, не жалея живота своего, нес апостольское служение – в Горный Алтай. Его мощи находятся в храме прп. Макария Алтайского г. Горно-Алтайск.

Митр. Макарий был причислен к лику святых Русской Православной Церкви для общецерковного почитания на Архиерейском Соборе в августе 2000 г.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИАКОВ, АРХИЕПИСКОП БАРНАУЛЬСКИЙ

Икона свщм. Иакова, архиеп. Барнаульского

Дни памяти: 29 июля (16 по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской и Собор Алтайских святых.

Иаков Иванович Маскаев родился 13 октября 1879 г. в городе Уральске в семье крестьян, происходивших из села Еделева Сызранского уезда Симбирской губернии. В 1901 г. окончил Оренбургскую духовную семинарию. Был женат на сироте, воспитывавшейся в семье священника. У четы Маскаевых было девять детей, супруга скончалась в 1918 при родах.

В 1901 г. был рукоположен во священника к церкви села Зобово Оренбургской епархии. Его усилиями в селе была построена новая церковь, а в деревне Ворониной — здание церковноприходской школы. С 1913 был членом епархиального комитета православного миссионерского общества. Активно участвовал в деятельности Общества вспомоществования нуждающимся ученикам духовной семинарии. После смерти супруги пострижен в мантию с именем Иаков.

В январе 1923 года в Оренбурге состоялось собрание духовенства и мирян под председательством епископа Оренбургского Аристарха (Николаевского). На этом собрании абсолютным большинством голосов было решено кандидатом на Орскую кафедру избрать протоиерея Иакова и командировать в Москву для рукоположения в сан епископа. Узнав, что его хотят возвести во епископа, отец Иаков стал отказываться, указывая на то, что на его руках остались дети-сироты, трое из которых в несовершенных летах, причем младшей дочери всего пять лет, а между тем от епископа в настоящий исторический момент требуется прежде всего исповедничество, и он должен быть готов к ссылкам и тюрьмам. На все возражения и слезные просьбы отца Иакова пронести мимо горькую в то время чашу архипастырского служения и внять сиротству детей ему было сказано, что у Бога нет сирот. Выслушав это, отец Иаков не стал возражать, решив вручить детей попечению Бога и Его Пречистой Матери. Вера его не посрамила: все дети дожили до преклонного возраста, пережив на много лет мученика отца; в пору гонений всем православным жилось нелегко, но они не могли о себе сказать, что им было труднее других. Благодать Божия за молитвы священномученика скрадывала тяготы и претворяла печали в радость.

Протоиерей Иаков был пострижен в монашество с именем Иаков в честь апостола Иакова брата Господня, и 1 апреля 1923 года рукоположен в архиерейский сан епископом Антонином (Грановским) и бывшим архиепископом Екатеринославским Владимиром (Соколовским-Автономовым), который заверил нарекаемого в сан епископа, что он находится в подчинении Патриарха Тихона и никогда не прерывал с ним общения.

10 мая 1923 года епископ Аристарх отбыл в Москву, оставив епископа Иакова на время своего отсутствия управляющим Оренбургской епархией. В том же году епископ Аристарх отпал в обновленчество; вместе с тем стало ясно, что епископ Антонин является одним из руководителей обновленчества, и по этой причине законность хиротонии владыки Иакова стала вызывать сомнения, и духовенство, и паства пожелали, чтобы этот вопрос был разрешен Патриархом Тихоном.

22 июля 1923 года состоялось собрание православных священнослужителей города Орска и представителей от приходских советов градо-Орских церквей по вопросу хиротонии епископа Иакова, которое единодушно постановило: «Принимая во внимание неканоничность и безблагодатность ВЦС и принятой от него именуемым епископом Иаковом – бывшим протоиереем Маскаевым – хиротонии <…>, вменить в обязанность епископу Иакову с первым отходящим поездом отправиться в город Москву и явиться к Патриарху Тихону или его Заместителю для получения исправления в епископском сане и благословения от Святейшего на служение в городе Орске. Кроме того, ввиду выдающихся нравственных достоинств и чистоты православия и той любви народа, и духовенства, которую снискал епископ Иаков за кратковременное служение в Оренбургской епархии и в городе Орске, просить Святейшего Патриарха оставить любимого нами архипастыря в городе Орске, как народного избранника и весьма ревностного деятеля на ниве Христовой, снабдив его установленной грамотой». В соответствии с решением этого собрания 26 июля владыка Иаков из города Орска направился в Москву к Патриарху Тихону, но в вагоне поезда в Оренбурге был арестован следившими за ним сотрудниками ОГПУ и возвращен в Орск. Через некоторое время владыка вновь попытался выехать, но снова был арестован и возвращен в город.

5 августа 1923 года вновь состоялось собрание священнослужителей градо-Орских церквей с участием представителей приходских советов, на котором было заслушано сообщение владыки о его безуспешных попытках встретиться с Патриархом. Собрание постановило: «С епископом Иаковом в молитвенно-евхаристическое общение войти; просить его озаботиться получением от Патриарха Тихона соответствующей грамоты, свидетельствующей о его епископском достоинстве».

3 сентября 1923 года епископ Иаков отправил прошение Патриарху Тихону, в котором изложил обстоятельства дела и добавил: «Смиренно прошу не считать меня как карьериста <…>, а если я что и сделал по малоопытности, без злого умысла, то коленоприпадающе к стопам Святительским Вашего Святейшества умоляю простить меня недостойного и грешного, исповедую верность «до смерти» Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, кормило коей в стране нашей Освященный Собор передал Вашему Святейшеству, рабски, как негодный раб, прошу, Ваше Святейшество, принять меня в общение; никаким обновленческим группам я не сочувствую и реформ в жизнь проводить никогда не буду без благословения Вашего Святейшества <…>. Снизойдите, Ваше Святейшество, к моей мольбе и исполните мою слезную просьбу. 26 июля я отправился к Вашему Святейшеству, но в вагоне в городе Оренбурге был арестован и возвращен обратно; собираюсь снова – но опять те же препятствия <…>. Но буду надеяться на помощь Божию. Согласно извещению архиепископа Серафима о спорности и неканоничности моей хиротонии, я добровольно, как крест, возложил на себя запрещение и теперь службу не служу».

Патриарх Тихон принял его в молитвенное общение, но предложил написать письменное заявление, что владыка не имеет ничего общего с обновленческим Синодом. Епископ Иаков выполнил требование Патриарха и написал заявление в обновленческий Синод, что не находится в его подчинении. Владыку Иакова стали часто вызывать в ОГПУ, грозя арестом и предлагая стать секретным сотрудником. Видя, что властями созданы такие условия, когда он не сможет выехать из города для встречи с Патриархом, он, чтобы на время ослабить надзор за собой ОГПУ, заявил начальнику Оренбургского ОГПУ, что согласен на выдвинутые ОГПУ условия. Получив свободу передвижения, владыка сразу же выехал в Москву и первое, что сделал, – посетил Патриарха Тихона, который дал ему все необходимые документы, подтверждающие законность его хиротонии. По возвращении в Орск он был вызван к начальнику ОГПУ, который поинтересовался, зачем он ездил в Москву. Владыка ответил, что ездил за ставленнической грамотой. 13 января 1925 года обновленцы запретили епископа Иакова в священнослужении. После решительного отказа иметь какую бы то ни было связь с обновленцами епископ был вызван в ОГПУ, где ему было предложено наконец начать обещанное им сотрудничество с органами, в чем им была дана ранее соответствующая расписка, а также сотрудничать с обновленцами. Владыка отказался от сотрудничества как с теми, так и с другими. Начальник ОГПУ попытался уговорить его, действуя то лестью, то угрозами, но владыка проявил твердость и не согласился идти на компромисс. Через некоторое время ему предложили встретиться для переговоров за пределами здания ОГПУ с одним из сотрудников, но он решительно от таких встреч отказался.

В это время епископ Иаков служил каждый день и за каждой службой проповедовал; в своих проповедях он старался в основном как можно полнее раскрыть содержание Евангелия, но нередко ему приходилось касаться и обновленческого раскола. Однажды владыку задержали, когда он ехал на богослужение. Уже звонили к службе, когда его привели в ОГПУ, где его ждал обновленческий священник. Сотрудники ОГПУ и обновленец стали требовать от епископа Иакова, чтобы он дал подписку, что не будет больше ничего говорить против обновленцев и вообще будет проповедовать реже. Владыка отказался, сказав, что проповедь – это уставная часть богослужения, а устав он отменить не может. На этот раз его отпустили. В храме между тем всенощную служить не начинали до выяснения обстоятельств ареста епископа Иакова, и велика же была общая радость, когда епископ приехал и началось богослужение.

В 1925 г. арестован повторно и приговорён к двум годам ссылки, которую отбывал в Самаре. По окончании ссылки, 2 января 1928 г., был назначен епископом Курганским, викарием Тобольской епархии, позднее – епископом Осташковским, викарием Тверской епархии.

В 1928 году в Балашове была арестована большая группа духовенства, в 1929 году ОГПУ снова принялось собирать сведения о священнослужителях и верующих города, готовя новые аресты. Вскоре было арестовано 15 человек – священнослужителей, монахинь и мирян. Среди них 13 февраля 1930 года был арестован и епископ Иаков. Всех арестованных поместили в тюрьму в городе Балашове. В ОГПУ стали вызываться для допроса один за другим свидетели. Некоторые из них показали, что епископ Иаков, «являясь враждебно настроенным по отношению к советской власти, имеет тесную связь с монашествующим элементом и реакционными церковниками, с коими <…> ведет беседы на дому, где он проживает; его квартиру очень много посещает не только городских церковников, но и приезжих, коим он дает советы для борьбы с мероприятиями советской власти и высказывает свое недовольство таковыми, <…> так, например, в одной из проповедей в кладбищенской церкви <…> Маскаев говорил: «Для нас, верующих, настало невыносимо тяжелое время, власть всюду нас притесняет; закрывая церкви, она оставляет нас, верующих, без куска хлеба; храм Божий – это наша духовная пища, а советская власть нас лишает этого». Маскаев с приездом в Балашов объединил черные силы церковников из монашествующего, торгового и чиновничьего элемента и является вдохновителем их в борьбе с советской властью».

13 марта 1930 года следствие было закончено, и владыке было предъявлено обвинение. Ознакомившись с ним, он написал: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, ибо антисоветской деятельностью я не занимался».

9 июня 1930 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Иакова и четырех обвиняемых к трем годам заключения в концлагерь, шесть человек были приговорены к трем годам ссылки, один – к тюремному заключению на четыре месяца, трое – освобождены с помещением под надзор властей на три года и ограничением выбора места жительства.

Епископ Иаков был отправлен в Соловецкий концлагерь и в конце июня 1930 года прибыл в пересыльный пункт в городе Кеми.

16 декабря 1932 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ распорядилось по окончании срока заключения в концлагере отправить епископа на три года ссылки на Урал. Однако были потеряны учетные документы, и ОГПУ некоторое время не знало, в каком именно лагере отбывает срок заключения епископ. 27 июня 1934 года Свердловское ОГПУ обратилось к своему руководству в Москву с сообщением, что епископ Иаков в Свердловск не прибыл, и просило объявить его во всесоюзный розыск.

Епископ Иаков между тем ни от кого не скрывался; сразу же после освобождения из лагеря он посетил Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и 4 апреля 1933 года получил от него назначение на Барнаульскую кафедру с поручением временно управлять и Бийской епархией. В 1935 году владыка был возведен в сан архиепископа.

Живя в Барнауле, он в скором времени стяжал любовь паствы своим истовым богослужением, проповедями, христианским мужеством, которое живо напоминало мужество первых святителей-мучеников Церкви Христовой. Владыка служил каждый день. Учитывая, что нет возможности для преподавания Закона Божия, для богословских и литургических бесед, он завел в храмах порядок всенародного пения, чтобы научить народ сознательно воспринимать богослужение. Иногда он сам выходил из алтаря с посохом в руке к народу и давал знак, чтобы пели все. По городу и везде, куда бы владыка ни отправлялся, он всегда ходил в рясе, клобуке и с посохом, что в те годы было уже исповедничеством, так как вызывало среди некоторой части прохожих едкие замечания и насмешки. Святитель отличался крайней нестяжательностью и для богослужений имел только одно архиерейское облачение. На службы в городские храмы он всегда ходил пешком. В будние дни совершал богослужения по священническому чину, во время праздничных богослужений всегда сам выходил к народу и совершал елеопомазание. После окончания литургии всех благословлял независимо от того, много или мало было в храме народа. В это время всякий у него мог что-либо спросить и получить ответ. В Барнаул к нему вскоре приехала дочь Нина. Просыпаясь в два и в три часа ночи, Нина видела, с каким усердием он молился Богу. В эти годы его здоровье, сокрушенное заключением в тюрьмах и лагерях, пошатнулось, и в 1936 году он в сопровождении дочери выехал на лечение в Одессу. Когда после непродолжительного лечения владыка вернулся в Барнаул, ему стало очевидно, что близится новое гонение, и он завел себе сумку, в которой было собрано все необходимое на случай ареста.

Осенью 1936 года Управление государственной безопасности НКВД по Западно-Сибирскому краю приступило к реализации плана по закрытию церквей в крае и массовым арестам духовенства.

23 сентября 1936 года были арестованы и заключены в тюрьму в городе Бийске протоиерей Даниил Носков и мирянин Гектор Захарьин; 29 сентября был арестован священник Николай Пальмов. Все они согласились с требованиями следователей подписать лжесвидетельства, на основании которых было составлено впоследствии обвинительное заключение, обосновывающее аресты и преследования многих людей: «23 сентября 1936 года 4-м отделом УГБ НКВД по Западно-Сибирскому краю в Смоленском районе ликвидирована контрреволюционная повстанческая организация, возглавляемая барнаульским епископом Маскаевым Иаковом и благочинным священником Носковым Даниилом Матвеевичем.

Деятельностью контрреволюционной организации были охвачены Смоленский, Алтайский и Грязнухинский районы и города Бийск и Барнаул. В состав контрреволюционной организации входило 6 оформленных повстанческих ячеек с числом участников 28 человек <…>.

Организация подготовляла повстанческие кадры для вооруженного выступления против советской власти в момент интервенции <…>».

Спустя месяц, 29 октября 1936 г. арестован по обвинению в том, что руководил «контрреволюционной повстанческой организацией», которая «подготовляла повстанческие кадры для вооруженного выступления против советской власти в момент интервенции». При аресте и на допросах архиепископ Иаков держался мужественно и с большим достоинством. Протокол об окончании следствия подписать отказался, так как виновным себя не признал. В период следствия содержался под стражей в Бийской тюрьме.

Вместе с владыкой были арестованы также причисленные впоследствии к лику святых: протоиерей Пётр Гаврилович Гаврилов (1870 г.р.), священник Иван Михайлович Можирин (1870 г.р.), монах Феодор (Фёдор Васильевич Никитин) (1873 г.р.), мирянин Иван Протопопов (1902 г.р.).

25 декабря 1936 года архиепископу Иакову было предъявлено постановление об окончании следствия. Владыка отказался его подписать, сказав, что не признает себя виновным и поэтому подписывать постановление не будет. Допросы были закончены, и он был отправлен в камеру. Ему предстояло еще семь месяцев находиться в тюрьме. Несмотря на тяжелые условия заключения и длительность пребывания в узах в условиях полной неопределенности, не сулившей ничего доброго, архипастырь не унывал, подкрепляемый благодатью Святого Духа, дававшей ему силы переносить испытания.

25 июля 1937 г. Тройка при НКВД приговорила подсудимых как «участников контрреволюционной повстанческой организации», проходящих по групповому делу «Дело архиепископа Иакова (Маскаева) и др. Барнаул, 1937г.» к расстрелу. Архиепископ Иаков, священники Пётр и Иоанн и инок Феодор были расстреляны в Бийске 29 июля 1937. Иван Протопопов расстрелян 4 августа 1937. Все погребены в безвестных могилах.

Дальнейшая судьба детей Владыки Иакова неизвестна. Установлено лишь, что на момент ареста в 1937 г. с Владыкой проживала одна из его дочерей. Почитание Владыки Иакова как святого началось ещё в советское время. 20 июня 1989 г. был реабилитирован по Указу Президиума ВС СССР от 16 января 1989 г. В августе 2000 Юбилейный Архиерейский собор Русской Православной Церкви причислил владыку Иакова и иже с ним пострадавших к лику святых.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК НИКИТА, ЕПИСКОП БИЙСКИЙ

свщм. Никита еп. Белевский

Дни памяти: 3 января (21 декабря по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской, Собор Тульских святых и Собор Алтайских святых.

Николай Григорьевич Прибытков родился 6 декабря 1859 г. в селе Елбанка Бийского уезда Томской губернии в семье пономаря. Окончил Барнаульское духовное училище. С 3 апреля 1880 г. служил псаломщиком в Томской губернии.

8 мая 1884 г. рукоположён в сан диакона.

18 июля 1888 г. рукоположен во священника. В 1886 г. служил в Михаило-Архангельском храме села Мартыновского Кузнецкого уезда Томской губернии.

Много проповедовал, истово и благоговейно совершал богослужения, пользовался уважением и любовью прихожан. С 1896 г. — настоятель Никольского храма села Жуланиха Кузнецкого уезда. С того же года состоял сотрудником Попечительства о бедных духовного звания. За участие в переписи населения в 1897 г. был награждён медалью. В 1899-1918 годы был действительным членом Алтайского православного миссионерского общества. Не ранее 1903 г. был переведён в город Кузнецк.

С 1910 г. служил священником в Бийском Тихвинском женском монастыре. В 1912 г. овдовел. В 1914 г. принял постриг с именем Никита. К 1920 г. возведен в сан игумена. В 1921 или 1922 г. архиепископом Бийским Иннокентием (Соколовым) возведен в сан архимандрита.

23 января 1924 г. патриархом Тихоном поставлен во епископ Кузнецкого, викария Томской епархии.

В конце 1924 г. назначен управляющим Бийской епархией с титулом епископа Рубцовского. С 1927 г. — епископ Бийский, викарий Алтайской епархии.

Во время обновленческого раскола епископ Никита возглавил «тихоновские» приходы. Фактически он управлял тихоновскими приходами Бийской епархии с 1924, но лишь к 1927 епископу Никите удалось добиться регистрации епархиального управления.

Владыке Никите приходилось исполнять свой архипастырский долг в тяжелых условиях. Владыка не раз испытывал на себе откровенно неуважительное отношение к себе властей. Из заявления Владыки Никиты Бийскому окружному прокурору:

«Полученный мною 22 сего ноября повесткою я вызываюсь на 25 сего ноября в с.Коробейниково в качестве свидетеля в нарсуд 5-го участка. Не имея возможности вследствие распутицы прибыть за 150 верст к названному сроку, при моем возрасте 74 года, чувствуя общее недомогание тела и опрасаясь вследствие этого возможности заболеть в пути, прошу Вашего распоряжения снять допрос с меня по нужному для нарсуда 5-го участка делу в Бийске, месте моего жительства».

В 1927 г. был арестован. Органы ОГПУ следили за каждым его шагом, каждым словом. 23 января 1931 г. он пригласил на день рождения несколько бийских священников с жёнами. На следующий же день всем участникам скромного застолья чекисты устроили допрос: не носило ли «сборище» антисоветского характера, не велось ли там антисоветской агитации? С трудом удалось убедить, что о политике речи не было. Чекисты усмотрели контрреволюцию и в том, что в храмах ежегодно, в первое воскресенье Петровского поста, праздновалась память всех святых, в земле Российской просиявших, поскольку в их числе были князья и цари… При обыске у епископа Никиты нашли меморандум местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Нижегородского Сергия, содержащий просьбу облегчить тяжёлое положение Патриаршей Церкви, и ответ на него представителя Правительства Смидовича. В «органах» объявили оба документа «контрреволюционными» на том основании, что они «не имеют официального характера и предназначены для возбуждения недовольства Советской властью у священнослужителей и верующих», после чего 8 февраля епископ Никита был вновь арестован и этапирован в барнаульскую тюрьму.

8 февраля 1931 был арестован и этапирован в барнаульскую тюрьму.

После ареста Владыки эти найденные у него документы послужили одним из главных пунктов его обвинения. При обыске у Владыки Никиты нашли список из 71 фамилии, лишь у некоторых были указаны имя и отчество. Список не имел названия. Владыка, похоже, заполнял его постепенно, день за днем. Чекисты разобрались, что это список лиц, взятых «по линии ОГПУ» и включили его в «дело», как еще одно доказательство недовольства епископа Советской властью.

Одновременно с арестом епископа Никиты чекисты произвели аресты «активных церковников» в количестве 25 человек из окрестных сел. Кроме того, в Бийске были арестованы священники И.А. Веселовский, Т.А. Смородинов и секретарь владыки Никиты И.К. Соколов, сын архиепископа Иннокентия. Арестованные вряд ли знали о существовании друг друга, но по ходу «следствия» их искусственно объединили в «контрреволюционную организацию церковников», а во главе ее поставили Преосвященного Никиту.

Владыку допрашивали 8 раз. После изнурительных допросов он «признался» в том, что он руководил вымышленной чекистами к/р организацией церковников. Вот строка из его признания: «хотя я и невиновен, но руководство контрреволюционной организацией я принимаю на себя». 4 мая 1931 во время еще одного из допросов Владыка Никита сказал: «признание свое я мотивирую тем, чтобы скорее закончилось следствие».

13 июня 1931 осужден как «руководитель к/р организации церковников» по статье 58 п. 10, 11 УК РСФСР, приговорен к 5 годам ссылки в Востсибкрай. Ссылку отбывал в Туруханском крае.

В апреле 1933 по ходатайству ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю епископ Никита был со спецконвоем доставлен в Новосибирск, где на него было заведено новое следственное дело.

13 июня 1933 тройкой при ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю был осуждён как «инициатор и руководитель Алтайского филиала к/р повстанческой организации церковников», и приговорен к 5 годам ИТЛ с заменой ссылкой на тот же срок в Нарымский край ввиду преклонного возраста. Из 46 священнослужителей, проходивших с ним по делу, 24 были расстреляны, остальные были приговорены к различным срокам лагерей и ссылок.

Епископ Никита свою «вину» признал. Измученного ссылкой, потрясенного новым неожиданным арестом престарелого епископа следователь принудил подписать заранее составленные протоколы допроса. По мнению Василия Гришаева, епископ, убедившись в бессмысленности сопротивления, положился на волю Божию, утешая себя словами Нагорной проповеди: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное». Именно этот стих слышал от него еще при первом аресте, в 1931, сидевший с ним в одной камере бийский священник Александр Шарков.

Вторую ссылку отбыл не до конца, а может быть, и не начинал её. Комиссия по разгрузке мест заключения освободила его по причине старости, хотя этому и пытались противодействовать органы ОГПУ.

7 ноября 1934 г. назначен епископом Малмыжским. С 22 мая 1935 г. — епископ Белёвский, викарий Тульской епархии. В этот период в городе Белёве ещё с 1922 г. существовала православная община, деятельность которой владыка Никита активно поддерживал. В его бытность викарным архиереем службы в Никольской при Казацкой слободе церкви города Белева, которую посещали члены общины, проходили ежедневно утром и вечером — как это было положено по уставу, но далеко не всегда делалось в те годы.

18 ноября 1937 г. начался разгром общины: были арестованы 51 человек из числа духовенства и монашествующих по обвинению в контрреволюционной деятельности и создании подпольных монастырей. Все арестованные были приговорены 2 декабря 1937 г. к расстрелу, приговор был приведён в исполнение 10 декабря 1937 г. в Тесницком лесу под Тулой.

Престарелый и тяжело больной епископ Никита был арестован 16 декабря 1937 г. Одновременно были арестованы ещё 19 человек (некоторые из них пытались скрыться в деревнях или переехали в город Скопин, где жил один из основателей общины, епископ Игнатий (Садковский)). Среди арестованных был и схиархимандрит Исаакий (Бобриков) — старец Оптиной пустыни.

Владыка Никита был обвинён в том, что он «являясь организатором и руководителем подпольного монастыря при Казацкой церкви Тихоновской ориентации, систематически давал установку монашествующему элементу и духовенству о проведении контрреволюционной деятельности среди населения и в распространении явно провокационных слухов о сошествии на землю антихриста, приближающейся войне и гибели существующего строя».

Все обвиняемые 30 декабря 1937 г. были приговорены к расстрелу Тройкой УНКВД по Тульской области. Расстреляны 3 января 1938 г. их расстреляли и похоронили в Тесницком лесу на 162-м километре шоссе Москва-Симферополь. Владыке Никите в то время было 78 лет!

8 июля 1957 года был реабилитирован по обвинению 1937 года, а 10 октября 1989 года прокуратура Алтайского края реабилитировала его по обвинению 1931 года.

17 июля 2001 г. Священный Синод Русской православной церкви определил включить имя епископа Никиты (Прибыткова) в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века.

СВЯТИТЕЛЬ ЛУКА, ИСПОВЕДНИК, АРХИЕПИСКОП СИМФЕРОПОЛЬСКИЙ

Икона свщм. Луки Крымского

Дни памяти: 11 июня (29 мая), 18/5 марта (обрет. мощей), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Святитель Лука (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий) родился в 1877 году в городе Керчи, в Крыму, в дворянской семье польского происхождения. С детства он увлекался живописью и решил поступить в Санкт-Петербургскую академию художеств. Однако во время вступительных экзаменов им овладело сомнение, и он решил, что не имеет права делать то, что нравится, а нужно трудиться, чтобы облегчить страдания ближнего. Так, прочитав слова Спасителя о делателях жатвы (см.: Мф. 9: 37), он воспринял призыв служить людям Божиим.

Валентин решил посвятить себя медицине и поступил на медицинский факультет Киевского университета. Талант художника помогал ему в скрупулезных анатомических исследованиях. Он блестяще закончил обучение (1903) накануне русско-японской войны, и его карьера врача началась в госпитале в городе Чите. Там он познакомился и сочетался браком с сестрой милосердия, у них родилось четверо детей. Затем он был переведен в больницу города Ардатова Симбирской губернии, а позже в Верхний Любаж Курской губернии.

Работая в больницах и видя последствия, которые бывают при общей анестезии, он пришел к заключению, что в большинстве случаев ее необходимо заменить на местный наркоз. Несмотря на скудное оснащение в больницах, он успешно провел большое число хирургических операций, что привлекло к нему и пациентов из соседних уездов. Он продолжил работать хирургом в селе Романовка Саратовской области, а затем был назначен главным врачом больницы на 50 коек в Переславле-Залесском. Там он по-прежнему много оперировал, продолжая вести научные исследования.

В 1916 году в Москве Валентин Феликсович успешно защитил докторскую диссертацию на тему местной анестезии и начал работать над большой монографией по гнойной хирургии. В 1917 году, когда в больших городах гремели раскаты революции, он был назначен главным врачом Ташкентской городской больницы и поселился с семьей в этом городе. Вскоре супруга его скончалась от туберкулеза. Во время ухода за умирающей в голову ему пришла мысль просить свою операционную сестру взять на себя заботу по воспитанию детей. Она согласилась, а доктор Валентин смог продолжать свою деятельность как в больнице, так и в университете, где он вел курс анатомии и хирургии.

Он часто принимал участие в диспутах на духовные темы, где выступал с опровержениями тезисов научного атеизма. По окончании одного из таких собраний, на котором он долго и вдохновенно выступал, епископ Иннокентий отвел его в сторону и сказал: «Доктор, вам надо быть священником». Хотя Валентин никогда и не помышлял о священстве, он тотчас принял предложение иерарха. Вскоре Валентин Феликсович был пострижен в монахи в собственной спальне с именем Луки, и наречён епископом Барнаульским, викарием Томской епархии. Поскольку для присвоения епископского сана необходимо присутствие двух или трёх епископов, Валентин Феликсович поехал в город Пенджикент недалеко от Самарканда, где отбывали ссылку два архиерея — епископ Волховский Даниил (Троицкий) и епископ Суздальский Василий (Зуммер). Хиротония с наречением архиерея Луки титулом епископа Барнаульского состоялась 31 мая 1923 года, и Патриарх Тихон, когда узнал о ней, утвердил её законной.

Он совершал не так много служб и таинств, но усердствовал в проповедничестве, а свои наставления дополнял духовными беседами на животрепещущие темы. Два года подряд он участвовал в общественных диспутах с отрекшимся священником, ставшим руководителем антирелигиозной пропаганды в регионе и умершим впоследствии жалкой смертью.

Через полторы недели после возвращения в Ташкент и после своей первой литургии он был арестован органами безопасности (ГПУ), обвинен в контрреволюционной деятельности и шпионаже в пользу Англии и осужден на два года ссылки в Сибирь, в Туруханский край.

Путь в ссылку проходил в ужасающих условиях, но святой врач провел не одну хирургическую операцию, спасая от верной смерти страждущих, которых ему приходилось встречать на своем пути. В ссылке он также работал в больнице и сделал много сложных операций. Он имел обыкновение благословлять больных и молиться перед операцией. Когда же представители ГПУ попытались запретить ему это, они натолкнулись на твердый отказ епископа. Тогда святителя Луку вызвали в управление госбезопасности, дали полчаса на сборы и отправили в санях на берег Ледовитого океана. Там он зимовал в прибрежных поселениях.

В начале Великого поста его отозвали в Туруханск. Доктор вернулся к работе в больнице, так как после его высылки она лишилась единственного хирурга, что вызвало ропот местного населения. В 1926 году он был освобожден и вернулся в Ташкент.

На следующую осень митрополит Сергий назначил его сначала в Рыльск Курской епархии, затем в Елец Орловской епархии в качестве викарного епископа и, наконец, на Ижевскую кафедру. Однако по совету митрополита Арсения Новгородского владыка Лука отказался и попросился на покой – решение, о котором он горько пожалеет впоследствии.

Около трех лет он спокойно продолжал свою деятельность. В 1930 году его коллега по медицинскому факультету профессор Михайловский, потеряв рассудок после смерти сына, решил оживить его с помощью переливания крови, а затем покончил жизнь самоубийством. По просьбе вдовы и учитывая психическую болезнь профессора, владыка Лука подписал разрешение захоронить его по церковному обряду. Коммунистические власти воспользовались этой ситуацией и обвинили епископа в пособничестве убийству профессора. По их мнению, владыка из религиозного фанатизма помешал Михайловскому воскресить усопшего с помощью материалистической науки.

Епископ Лука был арестован незадолго до разрушения церкви святого Сергия, где проповедовал. Его подвергали непрерывным допросам, после которых уводили в душный карцер, что подорвало его и без того пошатнувшееся здоровье. Протестуя против бесчеловечных условий содержания, святитель Лука начал голодовку. Тогда следователь дал слово, что отпустит его, если он прекратит голодовку. Однако он не сдержал слова, и епископ был осужден на новую трехлетнюю ссылку.

Снова путь в ужасающих условиях, после которого работа в больнице в Котласе и Архангельске с 1931 по 1933 год. Когда у владыки обнаружилась опухоль, он отправился на операцию в Ленинград. Там однажды во время службы в церкви он пережил потрясающее духовное откровение, напомнившее ему начало его церковного служения. Затем епископа перевели в Москву для новых допросов и сделали интересные предложения относительно научных исследований, но при условии отречения от сана, на что святитель Лука ответил твердым отказом.

Освобожденный в 1933 году, он отказался от предложения возглавить свободную епископскую кафедру, желая посвятить себя продолжению научных исследований. Он вернулся в Ташкент, где смог работать в небольшой больнице. В 1934 году был опубликован его труд «Очерки гнойной хирургии», ставший вскоре классикой медицинской литературы.

Во время работы в Ташкенте владыка заболел тропической болезнью, которая привела к отслоению сетчатки глаз. Тем не менее он продолжал врачебную деятельность вплоть до 1937 года. Жестокие репрессии, учиненные Сталиным не только против правых оппозиционеров и религиозных деятелей, но также и против коммунистических деятелей первой волны, заполнили миллионами людей концлагеря. Святитель Лука был арестован вместе с архиепископом Ташкентским и другими священниками, сохранившими верность Церкви и обвиненными в создании контрреволюционной церковной организации.

Святитель был подвергнут допросу «конвейером», когда 13 дней и ночей в ослепляющем свете ламп следователи, сменяя друг друга, беспрерывно вели допрос, вынуждая его оговорить себя. Когда епископ начал новую голодовку, его, обессиленного, отправили в казематы госбезопасности. После новых допросов и пыток, истощивших его силы и приведших в состояние, когда он уже не мог контролировать себя, святитель Лука дрожащей рукой подписал, что признает свое участие в антисоветском заговоре.

Так в 1940 году он в третий раз был отправлен в ссылку, в Сибирь, в Красноярский край, где после многочисленных прошений и отказов смог добиться разрешения работать хирургом и даже продолжить в Томске научные исследования. Когда произошло вторжение гитлеровских войск и началась война (1941), стоившая миллионов жертв, святитель Лука был назначен главным хирургом красноярского госпиталя, а также ответственным за все военные госпитали края. При этом он служил епископом в епархии края, где, как гордо сообщали коммунисты, не осталось ни одной действующей церкви.

Митрополит Сергий возвел его в сан архиепископа. В этом сане он принял участие в Соборе 1943 года, на котором был избран патриархом митрополит Сергий, а сам святитель Лука стал членом постоянного Синода.

Так как во время войны религиозные преследования несколько ослабли, он приступил к обширной программе возрождения религиозной жизни, с удвоенной энергией отдавшись проповедничеству. Когда красноярский госпиталь был переведен в Тамбов (1944), он поселился в этом городе и управлял епархией, в то же время работая над публикацией различных медицинских и богословских трудов, в частности апологии христианства против научного атеизма, озаглавленной «Дух, душа и тело». В этой работе святитель защищает принципы христианской антропологии при помощи твердых научных аргументов.

В феврале 1945 года за архипастырскую деятельность святитель Лука был награжден правом ношения креста на клобуке. За патриотизм он удостоился медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.».

Через год архиепископ Тамбовский и Мичуринский Лука стал лауреатом Сталинской премии первой степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов».

В 1946 году он был переведен в Крым и назначен архиепископом Симферопольским. В Крыму он был вынужден прежде всего бороться с нравами местного духовенства. Он учил, что сердце священника должно стать огнем, излучающим свет Евангелия и любви ко Кресту, будь то слово или собственный пример. Из-за болезни сердца святитель Лука был вынужден прекратить оперировать, но продолжал давать бесплатные консультации и оказывать помощь местным врачам советами. По его молитвам произошло множество чудесных исцелений.

В 1956 году он полностью ослеп, но по памяти продолжал служить Божественную литургию, проповедовать и руководить епархией. Он мужественно противостоял закрытию церквей и различным формам преследований от властей.

Под грузом прожитого, исполнив дело свидетельства о Господе, Распятом во имя нашего спасения, епископ Лука мирно упокоился 29 мая 1961 года. На его похоронах присутствовало все духовенство епархии и огромная толпа людей, а могила святителя Луки вскоре стала местом паломничества, где по сей день совершаются многочисленные исцеления.

В августе 2000 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви он был канонизирован для общецерковного почитания.

Множество случаев исцеления после молитвенного обращения к святителю Луке зафиксированы документально. В 2001 году из Греции привезли серебряную раку для его мощей – греки чтут крымского святителя, множество людей исцелилось там по молитвам к нему. В настоящее время на Украине, в России, Греции открыто много храмов во имя святителя Луки.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АМВРОСИЙ, ЕПИСКОП САРАПУЛЬСКИЙ, СВИЯЖСКИЙ И КАЗАНСКИЙ

Икона свщм. Амвросия

Дни памяти: 9 августа (27 июля по ст.ст.), 17 октября (4 окт. По ст.ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской, Собор Казанских святых, Собор Удмуртских святых.

Священномученик Амвросий (Гудко) родился 28 декабря 1867 года в посаде Тышовцы Томашовского уезда Люблинской губернии в семье мещанина Ивана Гудко, бывшего до его перехода в 1875 году в православие униатом. В крещении священномученик наречен был Василием. Впоследствии он писал, что за свое происхождение не из знатного рода, а из среды бедного, серого мещанства он благодарит и благословляет Господа, потому что жизнь в этой среде приучила его с детства не только умом, но и сердцем знать и понимать, что такое нужда и бедность и как тяжко бедные люди страдают и обливаются слезами, когда ниоткуда не видят помощи; но за то искренне ценят и всякую помощь, и ласку со стороны людей добрых и состоятельных «Промыслу Божию, – писал он, – угодно было поставить меня в такие условия, чтобы первые лучи моей сознательной жизни и передовые движения моей мысли и сердца до крайней болезненной чувствительности были поражаемы горем и горькими слезами близких мне и дорогих мне людей, тяжко страдавших от человеческой грубости, духовной темноты и невежества. И под такими безотрадными впечатлениями прошли, можно сказать, все годы моей юности. Вследствие того <…> в сердце юноши стал вырисовываться с <…> определенностью и ясностью путь такой жизни, при которой бы явилась возможность <…> с большей свободой все свои силы посвятить на спасение родного народа от окружающей его <…> духовной тьмы – этой главнейшей виновницы почти всех его бедствий и страданий».

В 1883 году Василий окончил прогимназию в городе Грубешове, в 1889 году – Холмскую духовную семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Он учился в академии в то время, когда инспектором в ней был иеромонах Антоний (Храповицкий), под влиянием и заботливой опекой которого он тогда оказался; и тот вдохновил его выбрать монашеский путь. В монашество он был пострижен в 1891 году ректором академии епископом Выборгским Антонием (Вадковским) с именем Амвросий. В том же году монах Амвросий был рукоположен во иеродиакона, а 30 мая 1893 года – во иеромонаха.

В 1893 году иеромонах Амвросий окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия и отправился в знаменитую Оптину пустынь, куда его влекло сердечное желание монашеской жизни. К Оптиной он душевно привязался и впоследствии приезжал сюда помолиться перед тем, как вступить в должность смотрителя Донского духовного училища, пробыв тогда здесь с 25 мая по 22 июля 1899 года.

В 1893 году заведующий Бийским миссионерским катехизаторским училищем на Алтае иеромонах Мефодий (Герасимов) был возведен в сан архимандрита и назначен начальником Алтайской миссии, и дорогое сердцу епископа Макария (Невского) миссионерское училище осталось без руководителя. Это училище было открыто святителем в Бийске в 1883 году, когда он был начальником Алтайской миссии, и ставило своей целью, как значилось в его уставе, подготовку из детей инородцев и русских, владеющих языком инородцев, учителей и псаломщиков инородческих миссий и приходов Томской епархии и смежных с нею – Омской, Тобольской и Енисейской. Епископ Макарий считал деятельность этого училища настолько важной для просвещения инородцев, что сам лично вникал в малейшие подробности его жизни и, не жалея на то времени и сил, заботился и хлопотал о нем, всячески способствуя тому, чтобы оно встало на прочную основу. В училище обучались дети представителей национальностей, живших не только на Алтае, но и во всей Томской губернии. После того как владыка Макарий был назначен епископом Томским и Семипалатинским, он не оставил своим попечением дорогой его сердцу Алтайской миссии и катехизаторского училища, ставших центром просвещения для всего Алтайского края и Томской губернии. В поисках достойного кандидата на должность заведующего училищем он обратился за содействием к ректору Московской духовной академии архимандриту Антонию (Храповицкому), который порекомендовал ему взять на эту должность иеромонаха Амвросия (Гудко).

16 октября 1893 года Святейший Синод назначил иеромонаха Амвросия заведующим училищем, но доехать до места своей службы из-за бездорожья он сумел только после Рождества Христова, приступив к руководству воспитательным и учебным процессом во второй половине учебного года.

Отец Амвросий возглавил училище в переломный к лучшему, вселявший большие надежды год и в то же время год скорбный из-за неопределенной перспективы будущего материального положения училища. 9 августа 1894 года в соответствии с ходатайством епископа Макария Святейший Синод разрешил Томской духовной семинарии принимать к себе желающих получить семинарское образование без сдачи экзамена по древним языкам не только из числа инородцев, кончивших Бийское миссионерское катехизаторское училище, как это было раньше, но и из числа русских, так что и русские теперь могли получить соответствующее образование и подготовить себя к предстоящему миссионерскому служению. Достойнейшие из них после прохождения практики в качестве псаломщиков могли быть рукоположены во диаконов и священников, в которых ощущалась тогда острая необходимость.

В том же году училище потеряло своего благотворителя и попечителя – Алексея Викуловича Соколова. Выходец из крепостных Владимирской губернии, он, став купцом, нажил в Сибири значительный капитал. Нажитые средства он не считал исключительно личными; не имея ни детей, ни близких родных, он посвятил свою жизнь служению общественному благу. В Алтайском крае он построил многие храмы и школы, выстроил больницу в городе Бийске и долгое время содержал ее на свои средства. Он же построил в Бийске трехэтажное здание катехизаторского училища вместо предполагавшегося за недостатком средств одноэтажного. Он намеревался завести при училище и содержать на свои средства ремесленные классы, но преждевременная кончина не позволила ему это осуществить. Преемником последнего на поприще благотворительности согласился стать выходец из Владимирской же губернии, его друг и единомышленник Алексей Федорович Морозов, но и он, давно и тяжело страдавший от недуга, вскоре скончался, и попечение об училище взяла на себя его супруга. Зная сердечное расположение мужа к училищу, она пожертвовала часть средств на его содержание.

«Новое сейчас освященное здание училища должно составлять целую эпоху в его истории, – сказал после освящения здания училища 14 сентября 1895 года отец Амвросий, обращаясь к учащим и учащимся. – Это событие можно назвать началом юношеского возраста училища. Юность бодра и крепка силами. О, дал бы Господь, чтобы и наше юное училище возрастало, крепло, восходило от силы в силу! Но известно, что если какая болезнь заведется в организме отрока, то и в юности он будет хилым и слабым. К сожалению, наше училище начинает свой юношеский возраст с одной из болезней своего отрочества, именно недостатком, даже крайним недостатком средств в сравнении со своими широкими задачами и неизбежно соединенными с ними большими издержками. Правда, теперь наше училище обладает вдвое большими средствами, чем какими оно обладало в начале своего открытия, но зато и нужды училища с развитием и расширением его дела не удвоились, а утроились. А вследствие недостатка средств приходится начальникам и руководителям училища быть постоянно озабоченными и с тревожными опасениями смотреть в будущее ввиду неизбежных долгов.

Но у кого-нибудь, может быть, возникнет в душе такое недоумение: «Охота вам жить не по средствам, забывая мудрую поговорку, что «по одежке нужно протягивать ножки». Не расширяли бы дела, коли нет средств, тогда и долгов бы не было». Возражение это настолько серьезно, что даже многие из нашей братии ставили нам его, даже иногда, кто посмелее, с некоторой укоризной. «Ограничились бы, де, примерно размерами прежнего… чисто инородческого училища, тогда и денег бы меньше выходило, и долгов бы не было». Что сказать на это? Скажем вот что: конечно, можно бы, вероятно, было держаться этого совета, если бы наше училище не было духовным училищем, если бы оно не находилось в сибирских и алтайских пределах и, если бы еще оно не находилось под начальством и руководством Томских и Бийских архипастырей. Но могут ли наши архипастыри не расширять дела, могут ли приказать не принимать много детей в училище, особенно русских, когда они хорошо знают, что множество школ в епархии остается без учителей? Могут ли они быть равнодушны к тому, что во всей епархии ежегодно подрастает множество детей, которые у своих родителей просятся со слезами к книжке и только потому не учатся, что некому их учить? Конечно нет. Вот этим и объясняется то, что нам приходится жить выше средств, помимо даже собственной воли. Конечно, можно еще сказать: тогда ввиду такого большого числа в училище русских воспитанников и такой его широкой программы должна бы быть оказана правительственная помощь училищу. Конечно, должна бы и, быть может, даже могла бы быть оказана такая помощь нашему училищу; но по не зависящим от нас причинам ее нет, и нам пока приходится довольствоваться средствами миссионерскими, да еще частной благотворительностью.

До сих пор мы просили, искали и стучали и… обретали необходимое, хотя иногда и с большим трудом. И впредь наша надежда будет на Бога да на добрых людей…»

14 мая 1896 года иеромонах Амвросий был награжден наперсным крестом. 16 октября 1897 года Святейший Синод назначил его начальником Корейской духовной миссии в Сеуле, и 7 декабря он был возведен в сан архимандрита. 20 ноября 1898 года он был отозван из Сеула и 30 июня 1899 года назначен смотрителем Донского духовного училища в Москве, а 27 июля 1901 года – ректором Волынской духовной семинарии, располагавшейся тогда в городе Кременце Волынской губернии.

В 1904 году состоялась хиротония архимандрита Амвросия во епископа Кременецкого, викария Волынской епархии. При вручении жезла начинающему архипастырское служение епископу Амвросию владыка Антоний в своем слове обозначил главные черты в его характере. «Воспитанник смиренной и трудящейся семьи, – сказал он, – ты с детства возлюбил духовную жизнь, <…> ты всегда отличался самой искренней горячностью, самой неуклонной последовательностью в исполнении своих благочестивых решений. Не раз ты подвергал себя служебным неприятностям и даже лишениям, когда думал, что от тебя этого требует монашеский и иерейский долг, и вообще более всего старался ты о том, чтобы не явиться теплохладным служителем Слова, чтобы не отступить от своей самоотверженной решимости служить Богу <…> – сия решимость есть только вступление в апостольский подвиг, а самое исполнение еще впереди. Здесь потребно кроме духовной мудрости и участливой любви еще великое терпение, иногда особенно тяжело усвояемое для души, исполненной ревности о Божественной правде <…>.

Может ли твое ревнивое о правде Божией сердце явить такое долготерпение? Может, если будешь трудиться над собой, как трудился раньше; может, потому что наряду с горячностью и правдивостью Господь наделил тебя еще одним добрым свойством, для уравновешивания первых, именно сострадательностью. Ты уступал всегда смиренным слезам и искреннему сознанию греха своего у юношей, а также и людей взрослых. Возгревай же и храни этот дар Божий, а не вытесняй его из своего сердца и на святительском престоле…».

С 1909 года он епископ Балтский, викарий Подольской епархии. С 1914 года Владыка был назначен в город Сарапул, являясь викарием Вятской епархии.

Начало второго десятилетия ХХ столетия стало для России временем крайне тревожным – недавно окончившаяся революция с ее многими жертвами, создание Государственной думы, организации, явно несоответствующей национальным устремлениям и духу русского народа, массовое появление рационалистических сект, куда попадало немалое число простых русских людей, желавших разумно постигать истины христианского вероучения и вместо этого погрязавших в еще горшей тине заблуждений. Все это подвигло епископа Амвросия вновь и вновь обращаться к пастырям, убеждать их сколь возможно энергичней браться за дело, к которому они были призваны, стараться разобраться в причинах происходящего, чтобы находить наиболее действенные средства для преодоления, наступившего в стране религиозного и государственного кризиса.

«Христианское просвещение России, – писал он в одном из своих обращений к пастырям, – пошло очень быстро на первых порах, о чем свидетельствуют не только письменные памятники истории, но и имена святых Киево-Печерских подвижников, а также князей и княгинь, просиявших в то время. Но нашедшая неожиданно черная туча – татарское тяжкое иго на время остановило на Руси успехи христианского просвещения, впрочем, не отвратило всё-таки народа русского от христианства. Напротив, оно приучило русское сердце к терпению, научило его искать утешения и спасения в скорбях в Боге, в крепкой вере в Него и в надежде на Него. <…> Но вот пришел конец испытанию, помиловал Господь народ Свой, миновало татарское иго, и народ русский, мало-помалу оправляясь от этой тяжкой беды и печали, начал постепенно возвышаться в своем духовном развитии, в своем просвещении. Впрочем, и в это время, как и до татарского нашествия, просвещение это было действительным просвещением, потому что оно основывалось на вере во Христа и питалось корнями этой веры: церковная служба, чтение книг богослужебных <…> да святоотеческих <…> – вот главные пути и средства сего просвещения. И так дело шло вплоть до Петровских реформ. Единство источника и способов просвещения объединяло весь русский народ всех классов от великого князя или царя и их бояр и до последнего смерда или раба как бы в одну громадную семью, в один тесно сплоченный колоссальный организм <…>. И вот, с указанного сейчас времени (с Петра I) этот сплоченный народный организм как бы раскололся на две половины (неравные): высший, передовой класс, увлекшись реформами и внешней стороной жизни западных народов, постепенно стал терять веру своих отцов и дедов, стал отделяться от низших классов и вместе нравственно развращаться. А эти низшие классы, оставшиеся при старой своей вере, но обессиленные разрозненной жизнью с покинувшими их классами высшими, хотя и остались на верном пути, но, ослабленные, не могли успешно идти по нему вперед. Так в общем стоит это дело и до наших дней.

И теперь образованные классы большей частью держатся в стороне от Церкви и народа, который оставлен почти исключительно на попечение одних своих священников в отношении духовного руководства его жизнью. А между тем времена изменились. Жизнь в последнее время стала идти более ускоренным темпом, захватывая в своем водовороте и народные массы. Народ, прежде живший преданностью, нередко слепой, верованиям своих отцов и дедов и укладам стародавнего житейского быта, теперь начал обнаруживать стремление относиться ко всему более сознательно и критически, отказываясь нередко принимать многое на веру, как это было до сих пор. <…> Вот и нужно нам помочь крестьянской среде в семье выработать и укрепить новые порядки, понятия, уклады бытовой и семейной жизни на чистом христианском основании. Все это нужно делать неустанно, энергично и везде, где только представится к тому возможность: в церкви, в школе, при требоисправлениях, в доме у себя и прихожан, устно и письменно.

Да, трудное это дело и очень, очень много его. Хорошо, если мы здесь найдем себе помощников в лице местных образованных и добрых людей: помещика, арендатора, волостного писаря, учителя или псаломщика. А если нет, то и тогда не будем унывать, но ревностно будем вспахивать ту ниву, на которой трудились деды и прадеды наши: это наше привычное, святое дело. Мы и тогда не одни: всемогущий Господь нам помощник! А с Его всесильной помощью – смотрите, что могли творить такие пастыри, как отец Иоанн Кронштадтский, Амвросий Оптинский, Феодосий Балтский и многие, многие другие! И нуждались ли они для себя и других в материальных средствах, о которых у нас иногда так много говорят? Не исполнилось ли на них явно, наглядно слово и обещание Господне: „ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33)? <…>

Но «один в поле не воин». В настоящее трудное время всем пастырям <…> нужно сплотиться в дружную рать под руководством своих архипастырей и дружно устремиться на многочисленных врагов наших – видимых и невидимых. Пусть начнут более ретивые, а за ними пойдут и ленивые. А начав эту верную, святую работу, всякий сам увидит, можно ли, не грешно ли предаваться тому «невинному» препровождению времени (вроде карточной игры, табакокурения или пустой болтовни на вечеринках), как это делают сейчас иные. Такой ли жизни учат нас те бесчисленные наши духовные светильники, которым мы не только можем, но и обязаны подражать?!»

18 марта 1917 года за обличение злоупотреблений губернской администрации Владыка был уволен с кафедры на покой в Свияжский монастырь Казанской епархии. Там, у раки первого Святителя Казанской земли митрополита Германа, неправедно сверженный с своей кафедры епископ в пламенных проповедях и увещевал народ не поддаваться «развращающему влиянию» соблазнителей, крепко держаться веры отцов. Некоторые его печатные проповеди, такие как «враг рода человеческого – жидомасоны в мировой истории», обличающее планы сионистов по разрушению России, были запрещены даже синодом, так как в них содержались факты, вскрывающие проникновение в правительство антирусских сил.

Величие духа Владыки сказалось и в том, что он, подобно другому священномученику архиепископу Гермогену Тобольскому (Долганову), мужественно призывал ратовать за плененного Царя и за Царёво дело.

Когда весной 1918 года большевики устроили в монастырском дворе специальный пункт конного завода, так что в часы обедни ржание жеребцов и кобыл перекрывало монастырское пение, Владыка пошёл к земельному комиссару и сказал: «Не допущу вашего кощунства у храма, где почивают мощи Святителя Германа. Если вы не уберётесь, то ударю в набат, соберутся мужики и всех вас прогонят из монастыря». Вскоре Владыка был арестован и отправлен в Казань. Там его ожидал расстрел, но рабочие местных заводов пригрозили забастовкой и власти по просьбе священномученика епископа Чистопольского Анатолия (Грисюка) выдали Святителя на поруки. Владыка снова служил, говорил бесстрашные проповеди. «Мы должны радоваться, что Господь привёл нас жить в такое время, когда мы можем за Него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткое страдание и венец мученичества искупят грехи всякие и дадут вечное блаженство, которое никакие чекисты не смогут отнять», — так Святитель увещевал народ.

После возвращения Владыки в Свияжск, 27 июля по ст. ст. (9 августа по-новому) 1918 года, по личному приказу Лейбы Бронштейна-Троцкого, нагрянувшего туда всем своим штабом, епископ был арестован и вывезен на станцию Тюрлем, где расположился штаб частей Красной армии. В семь часов утра красноармейцы вывели епископа Амвросия из вагона и повели в сторону поля. Дойдя до дальнего края ближайшего к станции огорода, они остановились, чтобы вырыть могилу. Епископ опустился на колени и, воздев руки к небу, стал горячо молиться Богу. Последовал выстрел, затем еще несколько, после которых епископ Амвросий упал. Красноармейцы стащили тело епископа в яму и засыпали ее землей. Вскоре на этом месте большевиками был устроен концлагерь.

Там посреди нескошенного поля келейник Святителя Иов Протопопов нашёл через несколько часов тело архипастыря с множеством штыковых ранений, с вывернутыми в плечах, локтях и кистях руками. Он предал его честные останки земле и многие годы (до 1930 года, когда земля отошла колхозу) платил крестьянину, чтобы тот не вспахивал поле, где покоился прах священномученика. Сам отец Иов был расстрелян в 1931 году в Раифской пустыни (память 25 марта).

Владыка Амвросий причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ПЕТР ГАВРИЛОВ

свщм. Петр Гаврилов

Дни памяти: 29 июля (16 по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской и Собор Алтайских святых.

Петр Гаврилович Гаврилов родился в 1879 году в деревне Уткино Мамадышского уезда Казанской губернии в крестьянской семье. Образование получил в Казанской учительской школе, по окончанию которой поступил в 1898 году на должность учителя. На педагогическом поприще прослужил до 1903 года. В этом же году поступил на миссионерско-богословские курсы при Казанской духовной академии. При поступлении на эти курсы Петр Гаврилов знакомиться с преподавателем, архимандритом Андреем (Ухтомским) – в будущем Архипастырем и Священномучеником, канонизированным РПЦЗ. В последствие, это знакомство во многом повлияет на Петра Гаврилова.

В 1905 году о. Пётр Гаврилов, окончив миссионерские курсы, по распоряжению Епархиального начальства определён с 6 августа священником в село Кырынды Елабужского уезда.

Следует, однако, заметить, что вышеназванные факты из биографии о. Петра Гаврилова вступают в некоторые несоответствия с данными, приведёнными в труде игумена Дамаскина (Орловского), который, по всей видимости, опирался на материалы следственного группового дела архиепископа Иакова (Маскаева). Эти самые несоответствия открываются после изучения Следственного дела за № 35/РСО, которое было заведено на о. Петра в начале 1929 года по обвинению его в пропаганде и агитации против Советской власти. Так, например, год рождения о. Петра у игумена Дамаскина означен 1870-ым годом, даты окончания Казанской учительской школы и своего рукоположения о. Петр прямо не называет, нам они становятся известны опять же из книги о. игумена – 1888 и 1895 годы соответственно…

Итак, отец Петр Гаврилов, как уже было сказано, в начале августа 1905 года принимает обязанности приходского священника в селе Кырынды, скорее всего, в Петропавловской церкви. На данном месте он прослужил до 1909 года и распоряжением Епархиального Начальства, с 5 мая перемещается в село Челны Елабужского уезда.

Приняв в Челнах приход Свято-Троицкий церкви, отец Петр Гаврилов продолжает свое пастырское служение и как инородческий миссионер. Он стал на целое десятилетие духовным отцом прихожанам Свято-Троицкой церкви, так и для крещеных татар деревни Старогришкино.

В своей статье Н. Куглеев, описавший миссионерскую поездку по Елабужскогому уезду, поведал нам об отце Петре, как о хорошем ораторе, заботливом пастыре и гостеприимном хозяине.

Отец Петр продолжал поддерживать отношения с епископом Андреем (Ухтомским) и бывал у него неоднократно, будучи по делам в городе Казани. После перевода архипастыря на Уфимскую кафедру, перед началом Первой Мировой войны, отец Петр также поддерживал связь с епископом через переписку и личные встречи. Последний раз епископа Андрея он видел в 1918 году, когда Уфа была ещё занята белогвардейцами.

Последствия Октябрьского переворота 1917 года оставили свой след и в селе Челны. В годину Гражданской войны власть в селе переходила и к белогвардейцам и завоёвывалась отрядами Красной Армии. В 1918 году отец Петр Гаврилов был вынужден уехать вместе с семьёй из села с отступающими частями Белой армии в Сибирь.

В июле 1919 года отец Пётр был принят в Томскую епархию и определён к Тальменскому приходу Барнаульского округа. Поселился священник в селе со своей семьей – супругой и детьми: маленьким сыном Леонидом (примерно 3 года) и дочерью Александрой (предположительно). В начале 20-х годов в семье отца Петра рождается младшая дочь Ольга. Двадцатые же годы приносят в семью Гавриловых горькую и невосполнимую утрату – дети сиротеют, а отец становится вдовцом.

В период служения на Тальменском приходе отец Петр не единожды попадал в поле зрения местных чекистов. Он два раза привлекался к ответственности за контрреволюционную агитацию, которая выражалось в том, что он словесно выступал против кандидатур в члены Тальменского сельсовета. К тому же, как мы далее читаем в краткой характеристике из справки Барнаульского горкома ВКП (б): «Одновременно распространяя среди населения слухи о «священности ключа» в селе Сорочий Лог» (Орфография и стиль источника нами сохранены).

В феврале 1927 года в городе Барнауле состоялся 1-й Барнаульский Епархиальный съезд. На этом съезде отец Петр Гаврилов, будучи сторонником патриаршества, не поддержал и не признал новое учреждение – Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС).

Отец Петр пытался разобраться в той непростой ситуации, которая образовалась в рядах староцерковников в связи с разделением. Для того чтобы получить ответы на свои вопросы и надеясь взять духовный совет, он в конце 1927 года возобновил переписку с епископом Уфимским Андреем (Ухтомским). В протоколе допроса о. Петра Гаврилова, находим позицию епископа Андрея к вопросу разделения, цитируемую самим отцом Петром: «На мои вопросы еп. Андрей – ответил: «ни одно из существующих церковных разделений – Сергиевцы, Григорьевцы, а тем более обновленцы – не каноничны…» (Орфография и стиль источника нами сохранены). При этом епископ Андрей советовал организовать общину по примеру апостольских времён – общину коммуну, в которой ее члены должны были бы соучаствовать не только в молитве, но строить и хозяйственную жизнь.

В 1928 году в феврале месяце отец Петр Гаврилов поступает на службу в Богородице – Одигитриевский приход города Барнаула. На приход его уже давно приглашали, так как видели в нем поборника Православия, ревностного пастыря и духовного наставника. После прибытия в город Барнаул, на первое время, он остановился вместе с дочерью Ольгой на квартире Ивана Сергеевича Жилина по адресу: Никитинская улица, 58. Дочь Александра, на тот момент, была уже замужем за Латкиным Игорем Григорьевичем. Проживали они в городе Новосибирске. Зять служил фармацевтом в железнодорожной (предположительно) больнице, а его жена Александра Латкина работала учителем в одной из школ города Новосибирска. Сын Леонид какое-то время учился в городе Новосибирске и находился на попечении семьи Латкиных. В ноябре 1928 года он приезжает в Барнаул к отцу. На начало февраля 1929 года о. Петр с детьми проживал в городе Барнауле на улице Льва Толстого, 27.

Отец Петр Гаврилов, будучи хорошим проповедником, привлёк в общину много верующих. Проявляя пастырскую заботу о пасомых, вставал на защиту Православия, стараясь ограждать верующих от внутрицерковных расколов: обновленческого течения, ВВЦС и т.п.

Вокруг Богородице – Одигитриевский церкви объединилась община сторонников Временного Патриаршего Священного Синода, возглавляемого Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Отношение отца Петра к митрополиту, видимо, изначально было непростым. Его мнение о Временном Патриаршем Синоде, который возглавлял митрополит Сергий, мы можем почерпнуть из протокола допроса священника Жилина Ивана Сергеевича: «Даже сейчас, так называемый патриарший синод, возглавляемый митрополитом Сергием есть учреждение, созданное не на уничтожение православной церкви, а потому признавать его нужно только потому чтобы не навлечь репрессий со стороны Сов. власти. Высшей церковной властью, как хранительницей православия, надо признавать заключенных в узы Сов. властью патриарших местоблюстителей» (Орфография и стиль источника нами сохранены). Но насколько соответствуют истине сведения, содержащиеся в допросных листах ОГПУ?

Ревностное служение отца Петра на ниве Христовой не могло быть не замечено советской властью. Его категорически непримиримое отношение к обновленческому течению, несогласие с образованием и действиями ВВЦС, для Советов приобретало характер «досадной помехи» в их деле уничтожения Православия в России.

Неугодного священника нужно было изолировать. Для заключения под стражу необходимы были свидетельские показания, и сотрудники ОГПУ их «организовали». Таковые «были получены» из допросов свидетелей – священников Пульхрова Ивана Николаевича и Языкова Михаила Лазаревича, причём последний был тогда уже под следствием.

2 февраля 1929 года сотруднику ОГПУ Фетисову выдаётся ордер за № 7 на производство обыска и ареста гражданина Гаврилова Петра Гавриловича, каковые и были произведены в тот же день. При обыске было обнаружено:

Брошюра «О радостях митрополита Сергия»;
Обращение к «православным жителям Оренбурга»;
«Последнее слово священника Аркадия Волокитина»;
«Порядок вступления в должность членов приходских советов»;
«Декларация староцерковников города Уфы»;
«Письмо епископа Андрея Уфимского от 07.05.1928.»;
«Письмо Игоря Латкина от 26.10.1928.»;
«Письмо епископа Андрея Уфимского от 15.06.1928.».

Всё это было приобщено к следственному делу.

Первый допрос, судя по протоколу, был проведен 4 февраля, в нём была изложена краткая биография отца Петра Гаврилова. Потом идёт череда допросов свидетелей и в этих показаниях уполномоченный ОГПУ А.Г. Сектарев находит «всё, что нужно было следствию». Вторичный и последний допрос отца Петра датируется 8-м февраля 1929 года. На этом «дело было закончено».

Особое совещание при Коллегии ОГПУ вынесло обвинение по статье 58-10 УК РСФСР. Отца Петра приговорили к 3 годам административной высылки и отправили в Нарым.

Следует заметить, что по данному делу он был реабилитирован лишь в феврале 1994 года прокуратурой Алтайского края.

…Вернулся батюшка из той ссылки только через 4 года и направлен был на служение в город Бийск.

В 1933 году протоирей Петр Гаврилов продолжил свой Крестный путь священнослужения, взяв под окормление приход Сретенского храма города Бийска.

Совсем недолго послужил протоиерей Петр Гаврилов на ниве духовной. В сентябре 1936 года чекисты сочиняют очередную версию о создании контрреволюционной организации. Будто бы договорились четверо активных церковников подготовить группу для вооруженного восстания в момент нападения Японии на СССР. На этом не ограничились – нужен был масштаб дела. Оперуполномоченный 6 отдела СПО УНКВД Буйницкий знал, что делать. Арестованные – Благочинный священник Носков Даниил Матвеевич, священник Пальмов Николай Николаевич и мирянин Захарьин Гектор Николаевич – на допросах «признались» в вербовке членов контрреволюционной организации, в число которых входил протоирей Петр Гаврилов, а идейным вдохновителем «записали» архиепископа Иакова (Маскаева). Как подобные «признания» добывались, теперь хорошо известно. Данному следственному делу присвоили название: «Дело архиепископа Иакова (Маскаева) и др. Барнаул, 1937 г.».

На отца Петра Гаврилова 27 октября 1936 года мл. лейтенантом Государственной Безопасности (ГБ) Буйницким было выписано Постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения. 1 ноября 1936 года помощник оперуполномоченного сержант ГБ Храмов на основании ордера Бийского РОНКВД за № 168 произвёл обыск у отца Петра Гаврилова, при обыске было изъято:

Паспорт серии ЩЛ № 212085 на имя Гаврилова П.Г. – 1 шт.;
Разных фотокарточек – 5 шт.;
Разной переписки на 50 листах – 50 шт.;
Тетрадей с записями – 2 шт.;
Записных книжек – 5 шт.;
Денег на сумму – 1865 руб.;
Денег серебряных – 40 руб. 65 коп.

В этот же день отец Петр был арестован.

Если верить протоколу, первый допрос отца Петра Гаврилова состоялся 4 ноября 1936 года. Следователь Буйницкий с ходу обвинил о. Петра: «Вам предъявляется обвинение в том, что вы являлись участником контрреволюционной организации, ставящей своей задачей свержение советской власти вооруженным путем в момент интервенции со стороны Японии. Что вы можете показать об этом?

Ответ: Виновным себя в этом не признаю». Он себя так и не признал виновным. Он себя не признал виновным и на очной ставке, где против него открыто, лжесвидетельствовал священник Михаил Босых. Сам же о. Петр не стал ни на кого произносить ложного свидетельства, наверно потому, что и духовно был Петром – Камнем.

24 декабря 1936 года Оперуполномоченный 6 отдела СПО УНКВД ЗСК мл. лейтенант Госбезопасности Буйницкий объявил отцу Петру Гаврилову:

«1. Дело № 11808 по обвинению его по ст. 58-10-11 УК РСФСР закончено и передаётся на рассмотрение спецколлегии крайсуда через старшего пом. крайпрокурора по спецделам.

Разъяснил обвиняемому Гаврилову, что он имеет право ознакомиться с материалами следствия дать дополнительные показания по делу» (Орфография и стиль источника нами сохранены). Отец Петр ознакомился со своими показаниями, показаниями священников Носкова Даниила Матвеевича, Пальмова Николая Николаевича и мирянина Захарьина Гектора Николаевича. При этом добавил: «что свидетель Босых дал ложные показания по злобе» (Орфография и стиль источника нами сохранены), скорее всего, скорбя об отце Михаиле Босых.

7 – 9 апреля 1937 года в Бийске состоялась выездная сессия спецколлегии Западно-Сибирского краевого суда. Дело, сфальсифицированное чекистами, на суде рассыпалось. Все подсудимые отказались признать себя виновными, указывая, что вынуждены были сделать это под давлением следователя. Единственно, кто признал вину – умирающий от туберкулёза Гектор Захарьин. При этом показания свидетелей тоже были не на стороне следствия – никто не слышал антисоветской агитации, никто не знал про контрреволюционную организацию. 16 апреля 1937 года дело было отправлено на доследование.

Но доследование по сути ничего не изменило. Чекисты ещё с большим рвением взялись за своё дело. Обвиняемые опять «признали» себя виновными. Отец Петр Гаврилов был непреклонен.

Дело после окончательного доследования было передано в тройку при УНКВД по ЗСК. 25 июля 1937 года постановлением тройки 21 человек были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор привели в исполнение 29 июля в Бийске. Погребён отец Петр был в безвестной общей могиле.

5 сентября 1959 года постановлением президиума Алтайского краевого суда протоиерей Петр Гаврилов и другие 25 человек, проходившие по делу «Дело архиепископа Иакова (Маскаева) и др. Барнаул, 1937 г.» были полностью реабилитированы за отсутствием состава преступления.

На архиерейском соборе Русской Православной Церкви 2000 года, протоиерей Петр Гаврилов, а также архиепископ Иаков (Маскаев), священник Иоанн (Можирин), инок Феодор (Никитин), мирянин Иван Протопопов были прославлены в лике святых новомучеников и исповедников Российских. День их памяти установлен 29 июля – день расстрела.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИОАНН МОЖИРИН

свщм. Иоанн Можирин

Дни памяти: 29 июля (16 по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской и Собор Алтайских святых.

Иван Михайлович Можирин родился в 1870 г. в селе Софьине Кирсановского уезда Тамбовской губернии в семье крестьянина Михаила Можирина. По окончании среднего учебного заведения он был рукоположен в сан священника. В 1931 г. отец Иоанн был арестован и заключен в концлагерь. В 1933 г. освобожден из лагеря по инвалидности как нетрудоспособный.

По возвращении из заключения он стал служить в храме святого великомученика и целителя Пантелеимона в селе Старо-Белокуриха Алтайского края. Вспоминая тюремное заключение, отец Иоанн как-то написал: «Измученный тюрьмой и страданьем, не раз я себе находил в глаголах небесных источник спасенья и сил».

Служил в храме в селе Старо-Белокуриха Алтайского края до закрытия храма. С 15 июля 1933 г. начал служить священником в Смоленском районе. Служил в селах Ново-Смоленское, Смоленское. С 1 августа 1935 г. по 12 декабря 1935 г. служил священником в селе Старо-Тырышкино Смоленского района. После закрытия церкви жил в том же селе без работы до 15 июня 1936 г.

Незадолго до нового ареста отца Иоанна постигло тяжелое испытание, о котором он написал 4 сентября 1936 года священнику Даниилу Носкову: «С самого начала поступления на Белокурихинский приход тяжелая картина, тяжелое впечатление отзывались в моей душе и сердце. Теперь казалось, что дело устроилось. В воскресные дни, а в особенности в великие праздники, когда больше бывает молящихся, стало раздаваться под сводами храма живое пастырское слово – об устроении жизни прихожан по заветам Христа. И в эти минуты мне чувствовалось, что мои уста глаголют от избытка сердца. Но, увы, наверно, не придется отслужить ни одной литургии, так как церковь требуют освободить для засыпки хлеба, как и в прошлом году. Провидение снова оставляет меня без службы».

Через некоторое время он написал письмо незнакомому ему лично священнику. «Простите, что долго молчал с ответом на Ваше предложение, – писал отец Иоанн. – Я не знаю Вас, как и Вы меня, но знаю завещание Спасителя: «любить ближних как самих себя». Быть может, из этого Божественного завещания и вылилось Ваше письмо ко мне с горячей просьбой за отца Василия <…>. Я очень и очень благодарен, что Вы приняли такое горячее участие в том, чтобы Старо-Белокурихинский церковно-приходской совет дал отцу Василию <…> гроши, хлеба и уголь. Тяжелая картина, тяжелое впечатление отозвалось на моей душе. В Старо-Белокурихе сотни несчастных находятся в безвыходном, жалком положении – не имеющих себе никакого пропитания, ни угля, нетрудоспособных <…>. Отец Василий имеет свой угол в Бийске и огород <…>. Все пастыри Православной Церкви отдают все свои силы, здоровье на благо Церкви <…>. Раньше была пенсия и пособия. Теперь стало не то. Следовательно, помощь мы можем себе находить в материальном положении, только лишь протягивая свою руку к верующим лично. <…> Мне пришлось пройти тюрьмы и лагеря, и вольную ссылку. И теперь лишь отслужить десяток Божественных литургий в селе Старо-Белокуриха под сводами святого храма; 13/IX его засыпали хлебом».

Спустя десять дней после закрытия храма, 23 сентября 1936 г., отец Иоанн был арестован и заключен в тюрьму в Бийске, как «участник контрреволюционной повстанческой организации», проходил по групповому делу «Дело архиепископа Иакова (Маскаева) и др. Барнаул, 1937 г.». При аресте и на допросах держался мужественно. Виновным себя не признал и никого не оговорил. В период следствия содержался под стражей в Бийской тюрьме. 25 июля 1937 г. Особой тройкой УНКВД Западносибирского края признан виновным и приговорен к расстрелу.

Из протокола допросов:

– Сколько времени вы жили в Смоленском районе? – спросил его следователь.

– В Смоленский район я прибыл после освобождения меня из лагерного пункта на станции Яя в 1933 г. Освобожден я был по инвалидности как нетрудоспособный. С 15 июля 1933 г. я начал служить священником в Смоленском районе. Служил в селах Ново-Смоленское, Смоленское, Старо-Тырышкино, – ответил священник.

Допросы проходили в течение нескольких месяцев, но отец Иоанн категорически отказался признать себя виновным, несмотря на давление следователя и показания лжесвидетелей, и следователь, завершая допросы, сказал:

– Ваше поведение на следствии свидетельствует о вашей неискренности и желании запутать следствие. Вы не хотите давать следствию показания только потому, что скрываете остальных участников организации.

– Я уже сказал, что показания давать отказываюсь, так как ни в какой организации я не состоял и о ней не знаю, – ответил священник.

29 июля 1937 г. был расстрелян в Бийске вместе с архиепископом Иаковом (Маскаевым) и др. Погребен в безвестной могиле. 20 июня 1989 г. был реабилитирован по Указу Президиума ВС СССР от 16 января 1989 г. Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 г. для общецерковного почитания.

ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИК ФЕОДОР (НИКИТИН)

прпмч. Феодор (Никитин)

Дни памяти: 29 июля (16 по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской и Собор Алтайских святых.

Федор Васильевич Никитин родился в 1873 (1877) г. в с. Солдатском Орловской губ. (совр. Липецкая обл., Тербунский р-н) в крестьянской семье. С 1907 по 1916 гг. трудился при Задонском Рождество-Богородицком Тихоновском мужском монастыре Воронежской губернии. В 1916 г. Принял участие в Первой мировой войне в рядах российских войск. После большевистской революции инок Феодор вернулся на родину в село Солдатское, где жили его отец и сестра с мужем. Занимался хлебопашеством вместе со своими родными. В 1930 г. сестра с мужем были записаны в кулаки, имущество у них было отобрано, и они вынуждены были покинуть село; выселен был из дома и их восьмидесятидвухлетний отец, после чего ему пришлось жить милостыней крестьян.

В 1926 г. был лишен избирательных прав, как монах.

Отец Федор вместе со своими родными по религиозным убеждениям не вступали в колхоз, а занимались крестьянским трудом как единоличники. Весной 1930 года его хозяйство, совместное с зятем Харитоновым, было конфисковано как «кулацкое», из своего дома отец Федор был выселен и постоянного места жительства не имел. Весной 1931 года за свое антисоветское настроение инок Федор вместе со своими родными был арестован и приговорен к десяти годам заключения в концлагерь в Сибири. Виновным себя не признал. Из показаний на допросе:

«Виновным себя в предъявленном обвинении не признаю… В Бога верую крепко до сих пор и готов умереть за Бога и Христа. Мероприятия Соввласти я не разделяю, т.к. все они направлены на уничтожение веры в Бога, уничтожение религии, храмов Божиих и Святых мест. Все то, что происходит сейчас, – и сама Советская власть, – есть лишь Богом данное наказание. В Святом Писании сказано: «Настанет время: пойдет народ на народ, появятся лжепророки, придет Антихрист». Все эти слова сбываются, такие времена действительно наступили. Нам, грешникам, нужно больше молиться Богу, просить у Него прощения. Как сказано в Писании, всякий грешник, – но раскаявшийся, получит прощение, услышит Господь нашу молитву, простит людей, и смутных времен – Советской власти – не будет.

В колхозе я не состою и по своим убеждениям никогда туда не пойду, там учат безбожию. Наверное, так говорил я и другим гражданам – ни один верующий туда не должен идти и предаваться соблазнам лжепророков. Никаких специальных сборов я не собирал и сам никуда на сборы не ходил, а беседовал с людьми на улице, около церкви. После раскулачивания с 1930 г. постоянного жилья не имею. Хожу по дворам, проповедую Слово Божие, и это я не считаю преступлением перед Богом, – а как называет это Советская власть – мне безразлично…»

В 1936 году отец Федор был досрочно освобожден по состоянию здоровья и отправлен в административную ссылку в село Колбаны Грязнухинского района Западносибирского края. Здесь он работал в храме сторожем. 19 ноября 1936 года инок Феодор был арестован и обвинен в «участии в контрреволюционной повстанческой организации», возглавляемой Барнаульским архиепископом Иаковом. Виновным себя не признал и никого не оговорил.

Из протокола допроса:

– Вам предъявляется обвинение в том, что вы являлись участником контрреволюционной повстанческой организации. Что вы можете показать об этом? – спросил его следователь.

– В этом себя виновным не признаю.

– Вы говорите неправду. Следствие располагает бесспорными данными, изобличающими вас как активного участника организации.

– Никаким участником организации я не был и дать показания по этому вопросу не могу, – ответил инок Феодор.

7–9 апреля 1937 г. состоялись судебные заседания выездной сессии Специальной коллегии Западно-Сибирского края. Обвиняемые, признавшие себя виновными и оговорившие других, стали выступать на суде с заявлениями, что сделали это по малодушию, из-за угроз и давления следователей. 9 апреля выездная сессия Специальной коллегии приняла решение: слушание дела отложить и направить материалы для дополнительного расследования в краевую прокуратуру.

Следователи НКВД стали вызывать и допрашивать новых «свидетелей», которые по отношению к обвиняемым были совершенно случайными людьми, они подписали показания, составленные для них следователями.

3 июля 1937 года Сталин подписал распоряжение о массовых расстрелах и о проведении дел, приговариваемых к расстрелу административным порядком через Тройки. В период следствия содержался под стражей в Бийской тюрьме.

25 июля 1937 г. Особой тройкой УНКВД Западносибирского края признан виновным и приговорен к расстрелу. 29 июля 1937 г. был расстрелян в Бийске вместе с архиепископом Иаковом (Маскаевым) и др. Погребен в безвестной могиле. Реабилитирован 5 сентября 1959 г. Алтайским крайсудом дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Юбилейный Архиерейский Собор 2000 года причислил монаха Федора и пострадавших с ним к лику святых по представлению Барнаульской епархии.

ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИК КИПРИАН (НЕЛИДОВ)

Прмч. Киприан (Нелидов)

Дни памяти: 16 июня (3 по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской и Собор Алтайских святых.

Константин Алексеевич Нелидов родился 14 июля 1901 года в городе Казани в семье врача, потомственного дворянина Алексея Павловича Нелидова и его супруги Веры Алексеевны. Родители Константина развелись вскоре после рождения сына; отец переехал в Нижний Новгород и впоследствии, уже в советское время, работал врачом в амбулатории ОГПУ, а мать уехала жить в Житомир. Константин воспитывался у бабушки Александры Барсовой и мачехи Веры Алексеевны, которая жила в Нижнем Новгороде. По окончании школы был призван в армию и с 1920 по 1924 год служил в ней рядовым.

Был иподиаконом у епископа Варнавы (Беляева), а потом у митрополита Сергия (Страгородского)

В 1925 году пострижен в монашество с именем Киприан митрополитом Нижегородским Сергий (Страгородский) и рукоположен в сан иеромонаха.

В 1928 году отправлен на служение в город Кзыл-Орду. Было решено: после того как там обоснуется о. Киприан, туда переедет владыка Варнава (Беляев) и некоторые его духовные чада, которые организовали небольшой монастырь, через некоторое время о. Киприана перевели в городок Аральское море.

В начале 1932 года митрополит Сергий пригласил иеромонаха Киприана в Москву для работы в канцелярии Священного Синода.

В августе 1932 переехал в Москву по приглашению митр. Сергия для работы в канцелярии Священного Синода. Был назначен настоятелем храма апостола Иоанна Богослова на Тверской улице. Большую часть времени он проводил в канцелярии Синода, а также в храме, а жил в то время в Москве в квартире архитектора Виталия Ивановича Долганова, где жили мать хозяина Елизавета Фотиевна, его сестры Фаина и Валентина и находившийся за штатом епископ Варнава (Беляев).

15 марта 1933 года ОГПУ арестовало епископа Варнаву, иеромонаха Киприана и сестер Фаину и Валентину Долгановых. В этот же день отец Киприан был допрошен в комендатуре ОГПУ на Лубянке. После вопросов о том, кто живет в квартире вместе с ним, кто к ним приходит в гости и о чем велись беседы, отец Киприан сказал: «Во время чаепитий были разговоры, делились впечатлениями, где кто жил и какие там условия жизни. На политические темы разговоров не было». На следующий день после допроса он был перевезен в Бутырскую тюрьму. Проходил по групповому делу «Московское дело еп.Варнавы. 1933г.».

23 апреля следствие было закончено. Арестованных обвинили в создании на квартире Долгановых нелегального монастыря и в том, что они вели отношения с молодежью с просветительскими целями. «Вербуемым в монашество внушалась мысль, что при существующей советской власти молодежь развращается, необходимо спасаться от развращения, уходя в монашество для защиты религии», — написал следователь. О. Киприан виновным себя не признал.

10 мая 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Варнаву (Беляева) и иеромонаха Киприана (Нелидова) к трем годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, а Фаину и Валентину Долгановых — к трем годам ссылки в Северный край. Отец Киприан и Варнава (Беляев) были отправлены в Сиблаг на Алтае, где заключенные занимались строительством Чуйского тракта.

Монахиня Екатерина (Чичерина), находившаяся в том же лагере, вспоминала об отце Киприане:

«Всегда ровный, светлый, ясный. Сначала определили ему земляные работы, а потом назначили кладовщиком. И тут посыпались беды. За честность, неподкупность, нежелательную для окружающих, его оклеветали и отправили в штрафную командировку к самым отъявленным разбойникам и жуликам (в ущелье Коркучи). Более мрачное место трудно представить. Среди горных хребтов бурно бежит речка Катунь, но ее не видно с той площадки, на которой расположился лагерь; только прачечная и баня стоят на краю реки, но к ним надо добираться узкой и крутой тропкой, почти вертикально сбегающей глубоко вниз по круче обрыва. Обрыв высокий, а горы так расположены, что солнце видели только те люди, которые уходили на дорожные работы за выступ горы. Сам же лагерь всегда был покрыт тенью от нее. На площадке, лишенной солнечного света, расположились два лагерных отделения: одно просто конвойное, другое — строго конвойное. Последнее было отделено частоколом, окружено вышками со “скворечником” — солдатом с ружьем». В лагере вместо бараков стояли палатки с двухэтажными нарами, которые обогревались железными печурками. Здесь отцу Киприану многое пришлось претерпеть — его окружали грубость, распущенность и развращенность. «Но он все побеждал своей кротостью. Будучи дневальным в палатке этих разнузданных людей, он им не перечил, не укорял, старался услужить, любил их, и когда вскоре умер в больнице, то один из них вспоминал о нем со слезами».

Скончался 16 июня 1934 года в лагерной больнице от интероколита при явлении упадка сердечной деятельности. Был погребен в ущелье Коркучи (Коркечу) в отдельной могиле. Впоследствии монахиня Екатерина, посетив его могилу, выложила на ней небольшой крест из камней. Рядом находилась могила другого заключенного. Вероятнее всего, оба захоронения могли быть где-нибудь под склоном горы. Но где именно нам, к сожалению, неизвестно.

30 мая 1989 года был реабилитирован Прокуратурой СССР.

В феврале 2002 года Русской Православной Церковью был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК МИРОН РЖЕПИК

Икона свщм. Мирона Ржепика

Дни памяти: 13 сентября (31 августа по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской, Собор Кемеровских святых, Собор Радонежских святых, Собор Волынских святых и Собор Алтайских святых.

Свщм. Мирон родился 21 апреля 1885 г. в деревне Кучкаровец (Кучеровка, Кучкаровка) Луцкого уезда Волынской губернии в чешской католической семье Иоанна и Марии Ржепиков. Был крещен по католическому обряду с именем Мирослав. В 1887 г. вся семья Ржепиков была присоединена к Православию в городе Луцке, а Мирослава нарекли именем в честь священномученика Мирона Кизического (память 17/30 августа).

До 1900 г. Мирон учился в Клеванском духовном училище, в 1906 г. окончил Волынскую духовную семинарию со званием действительного студента и поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1910 г. со званием кандидата богословия. С 7 сентября 1910 г. Мирон преподавал в Таврической духовной семинарии.

После вступления в брак с Елизаветой Петровной, 7 октября 1912 г. Мирона рукополагают во священники и определяют законоучителем в учительскую семинарию города Лубны.

2 сентября 1915 г. о. Мирона переводят в г. Кашин преподавателем Священного Писания и временно исполняющим обязанности инспектора Кашинской духовной семинарии.

В апреле 1926 г. о. Мирон переезжает в г. Сергиев (ныне Сергиев Посад) и его назначают настоятелем Пятницкого храма, на место умершего настоятеля протоиерея Евгения Александровича Воронцова, где вскоре о. Мирон был возведен в сан протоиерея.

После закрытия в 1928 г. Пятницкого храма прот. Мирон служит в храме святых апостолов Петра и Павла.

5 апреля 1931 г. о. Мирона первый раз арестовывают в Загорске по групповому делу «Дело Инюшина И.И. и др. Москва. 1931 г.», в котором проходило 60 человек. Отца Мирона обвиняют в «антисоветской агитации и принадлежности к контрреволюционной организации». Вскоре ему предъявляется обвинение в том, что «он состоял членом Загорского филиала контрреволюционной организации «Истинные христиане», участвовал в нелегальных собраниях в алтаре церкви и занимался монархической антисоветской агитацией…».

На допросе отец Мирон, отвечая на вопросы следователя, сказал: «Виновным в предъявленном мне обвинении… себя не признаю и поясняю, что в контрреволюционной организации я не состоял и не состою, антисоветской агитацией не занимался…».

20 мая 1931 г. тройкой при ПП ОГПУ по Московской области по статьям 58-10 и 58-11 УК РСФСР о. Мирон приговорен к 10 годам исправительно-трудовых работ в Сиблаге.

Шесть лет заключения, во время которых отцу Мирону пришлось работать: на лесоповале, статистиком и чертежником, делопроизводителем, оформлять иллюстрированную лагпунтовскую газету — были непомерно тяжелыми и в духовном и в физическом смысле.

12 марта 1934 г. о. Мирона переводят в Чистюньский ОЛП Сиблага, где он отбывает заключение с архиепископом Иувеналием (Масловским), и десятком других священнослужителей.

Летом 1937 г. наступает период самых ожесточенных гонений на Церковь, которые непосредственно коснулись и верующих Чистюньского ОЛП. 2 августа 1937 г. у всех заключенных священнослужителей производится обыск. У протоиерея Мирона были изъяты: «вечный календарь (пасхалия), молитвенник, записная книжка, деревянный крест, антиминс, голубой илитон, один оловянный и один медный крестик».

Начиная с 9 августа сотрудники секретного отдела НКВД стали вызывать на допросы старост бараков. Один из них показал:

«Как правило, после 11 часов заключенный должен ложиться спать и не нарушать покой других. Эта поповская группа, несмотря на мои предупреждения… прекратить пение или беседы… не подчинялась распоряжениям. Своей разлагательской работой эта группа противодействовала культурно-воспитательной части лагпункта. Менее устойчивые лагерники поддавались влиянию этих попов, что сильно затрудняло проведение мероприятий культурно-воспитательного характера. В марте… при проведении стахановского месячника по подготовке к весенней посевной кампании между бригадами было объявлено соревнование за высокие производственные показатели по подготовке к севу. Все бригады за исключением той, в которой были попы, включились в соревнование, а эта бригада в соревновании участвовать не стала. В ночь под Пасху Масловский с Ржепиком, Кирсановым, Савченко и Лебедевым проводили Пасхальную заутреню. Я им предлагал разойтись, дать покой заключенным, но они не разошлись, продолжали богослужение до 5 часов утра, с ними были и другие заключенные…».

Другой староста барака показал:

«На центральной усадьбе Чистюньского лагпункта отбывают наказание несколько заключенных-попов… Масловский, Трусевич, Ржепик, Лебедев, Сальков и другие… Этих попов в бараке объединил вокруг себя заключенный Масловский… епископ. Эта поповская группа на протяжении мая месяца вечерами устраивала в бараке богослужение, несмотря ни на какие предупреждения с моей стороны и со стороны лагерников… Контрреволюционная поповская группа также противодействовала работе культурно-воспитательной части лагпункта. Я помню, когда 2 мая предложили заключенным первого барака (где были и часть попов) посмотреть кинокартину, заключенный Масловский сказал: «Пусть идут они, — и указал на заключенных, — мы не пойдем». Глядя на попов, из этой половины барака никто из заключенных смотреть картину не пришел, а там в то время было 260 человек, среди них было много и бытовиков. После меня в барак приходил воспитатель… и комендант… — звали заключенных на картину, но, несмотря на это, картину смотреть никто из заключенных этой половины не приходил…».

Лагерный нарядчик показал, что отец Мирон «в 1936 г. на Пасху собрал всех попов в производственную часть и устроил молебствие. После молебствия устроили угощение между собой, а также вовлекли в это и других заключенных».

Приведем ниже избранные места из допроса:

«Вопрос: Следствием установлено, что вы Ржепик совместно с другими служителями культа занимались богослужением в лагере и вовлекали других з/к з/к на моление?

Ответ: Я сам молился, но не открыто. Других я не вовлекал на моление.

Вопрос: Следствие располагает данными, что вы Ржепик в 1936 г. на пасху собрали всех служителей культа и устроили молебствие?

Ответ: Я молебствие не устраивал никогда и (замазано слово) в ночь на пасху 1936 г. не видел.

Вопрос: Следствием установлено, что вы Ржепик находясь в Чистюньском ОЛП занимались антисоветской агитацией среди з/к з/к?

Ответ: Антисоветской агитацией я никогда не занимался.

Вопрос: Расскажите з/к Ржепик, кто из других служителей культа занимался антисоветской агитацией?

Ответ: Я ни от кого не слышал.

Вопрос: Вы Ржепик отрицаете все те факты, о которых говорят свидетели видевшие и слышавшие в лагере о ваших деяниях?

Ответ: Категорически отрицаю.

Вопрос: Вы Ржепик не признаете себя виновным в том, что занимались агитацией против советской власти и не хотите рассказать о других служителях культа, которые тоже, как и вы занимались антисоветской агитацией и к-р действиями?

Ответ: Мне об этом нечего рассказать.

P.S. (замазаны слова) в ночь на пасху 1936 г. я видел, но в бараке, где мы спали, т. к. он находился всегда против моей постели».

Под замазанными словами находились, по-видимому, имена других священников, которых судили вместе с о. Мироном. Эти имена предусмотрительно замазаны сотрудниками архивной службы ФСБ в результате ксерокопий данных документов, т. к. наш запрос касался только о. Мирона Ржепика. В данном допросе, по-видимому, о. Мирона спрашивали, видел ли он такого-то священника на Пасху 1936 г., на что о. Мирон вначале ответил, что не видел, а потом вспомнил, что видел, т. к. они спали на соседних койках.

Вместе с о. Мироном в контрреволюционной деятельности обвинялись и другие священники: Сальков Е.В., Баранович А.М., Востоков М.И., Жигалов М.Ф., Карпенко И.Т., Симонов Ф.Г., Трусевич Н.Г., Никольский В.И., а также не являющиеся священниками Кирсанов И.С. и Васильчишин В.И.. Все они обвинялись в том, что «они, отбывая наказание при Чистюньском лагпункте, создали группу, возглавляемую б(ывшим) епископом Ювеналием, которая проводила среди лагерников контрреволюционную работу, распространяла к.р. провокационные слухи о войне и неизбежности свержения советской власти. Дискредитировала советскую власть. Занималась саботажем работ в лагере, призывая к отказам от работ лагерников, т. е. совершили преступление, предусмотренное ст. 58-10 УК РСФСР».

18 августа 1937 г. отцу Мирону было предъявлено обвинение в том, что «он, находясь в Чистюньском ОЛП с 12/III-1934 г. систематически занимался а(нти)/с(оветской) агитацией, направленной на дискредитацию советской власти. Ржепик занимался использованием религиозных предрассудков среди заключенных лагеря и вольного населения». На всех допросах он держался стойко, с достоинством, никого не выдал, вину свою отрицал, хотя и признал, что служил Богу и в лагере.

Заседанием тройки управления НКВД Запсибкрая 7 сентября 1937 г. о. Мирон был приговорен к расстрелу.

12 сентября 1937 г. о. Мирон «праздновал» день своего тезоименитства, т.к. в этот день приходилась память его святого покровителя мученика Мирона Кизического. А на следующий день, 13 сентября о. Мирон сам принял мученическую кончину, будучи расстрелян вместе с другими священниками и обвиняемыми. Погребен в общей безвестной могиле.

12 декабря 1958 г. был реабилитирован по делу 1931 г., 9 августа 1989 г. прокурором Кемеровской области был реабилитирован по делу 1937 г.

9 августа 1989 года прокурором Кемеровской области был реабилитирован по делу 1937 года.

Причислен к лику святых новомучеников Российских постановлением Священного Синода от 6 октября 2006 года для общецерковного почитания.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ЕМЕЛЬЯН (КИРЕЕВ), ПРЕСВИТЕР

Икона священномучеников Емелиана Киреева и Василия Покровского

Дни памяти:26/13 декабря, Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Священномученик Емилиан Киреев родился 31 июня 1903 года в селе Кузьминки Ардатовского уезда Симбирской губернии в семье крестьянина Алексея Киреева. Емельян был шестым ребенком. В раннем детстве он, бывало, ходил по огороду и махал лаптем, как будто кадилом. С возрастом он все более приобщался к церковной службе и часто ходил в храм.

Когда Емельяну исполнилось восемнадцать лет, отец его решил женить на дочери крестьянина, жившего в соседнем селе Саврасово, Прасковье. Емельян, мысли которого все более склонялись к монашеству, не хотел жениться, переживал и плакал, но отец был неумолим. Прасковье также не понравился ее жених, который показался ей слишком молчаливым и серьезным, и она попыталась отказаться от замужества. Но сестра ее хлопнула ладонью по столу и заявила: «Если за него не пойдешь, то нет тебе больше никакого жениха».

После свадьбы Емельян упросил жену, чтобы она отпустила его в монастырь. Та согласилась, и он ушел. Утром пришли, спросили Прасковью, где муж ее, но она ответила, что не знает. Мать Прасковьи потребовала, чтобы та пошла вместе с ней к блаженной Насте в село Урусово. Блаженная сказала Прасковье: «Ты не отчаивайся, вернется муж, только ты не вздумай замуж выйти!» На обратном пути она стала думать: «Чего, говорит, замуж выйти? С ума что ли я сошла — замуж идти? Что, девок что ли не хватает?» А на другой день, когда пришли Прасковью сватать, вспомнились слова блаженной.

В 1922 году монастырь, где жил Емелиан закрыли, он вернулся домой и стал трудиться в своем хозяйстве. В 1928 году Емелиан уехал в город Алатырь, где стал проходить в храме послушание псаломщика и готовиться к рукоположению во диакона. Но в селе узнали, что он стал служить в церкви, и его племянник, председатель колхоза, донес на Емельяна в НКВД. В 1929 году, когда пришли арестовывать Емельяна, его не было дома. Тогда, скрываясь от ареста они с женой уехали к брату в село Еловка, недалеко от города Барнаула на Алтае, где он устроился псаломщиком.

В 1930 году в Емельян Алексеевич был рукоположен во диакона. Но жена брата не пожелала терпеть родню и потребовала, чтобы они уехали. К этому времени положение семьи Емельяна Алексеевича стало нелегким, средств для жизни не хватало, и они голодали. От голода тяжело заболела дочь Анастасия, и он стал молиться, чтобы Господь забрал ее к Себе, но девочка поправилась. Когда они отправились в обратный путь на родину, у них украли все деньги, и Емельян Алексеевич предложил вернуться к брату, но Прасковья категорически отказалась. Одна добрая женщина позвала их в местный совхоз. Здесь Емельян устроился работать конюхом. Условия жизни оказались очень суровыми — на месяц всей семье выдавалось всего лишь несколько килограммов муки, и они стали голодать. Вскоре им из дома выслали деньги на дорогу, и они вернулись на родину.

В 1932 году в городе Алатырь диакон Емелиан был рукоположен во священника епископом Чебоксарским Памфилом (Лясковским). Отец Емилиан с 1932 года служил в храме села Любимовка, с 1935 года — села Ичиксы и с 1936 — села Ахматово Алатырского района. Храмы в то время закрывались властями поочередно. Последним местом его служения стал храм первомученика архидиакона Стефана на окраине города Алатыря, называвшийся полевым. Он остался в то время единственным действующим в городе. Служил здесь Емельян вместе со священником Василием Покровским и диаконом Феодором Тарентиновым. Став священником, отец Емилиан ревностно исполнял все молитвенные правила и чинопоследования, все, что входило в круг его обязанностей, и очень строго постился. От Великого Четверга до светлого Христова Воскресения он не ел ничего. Молился он большей частью ночью.

Старшая его дочь Анастасия рассказывала: «Однажды отец молился ночью на коленях, и вот слышим, что у нас отдирают доски на чердаке и вот-вот войдут к нам. Все испугались, а он как стоял на молитве, так и остался. А утром посмотрели — на чердаке все было в порядке». А однажды, когда он молился, домашние его услышали, что к их дому подъехали на лошадях, остановились и разговаривают. А отец Емилиан не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал молиться. Утром домашние вышли на крыльцо, но никаких следов не было видно, повсюду лежал нетронутый снег.

Будучи ревностным молитвенником, он был и ревностным исполнителем заповедей Христовых. Отец Емилиан любил всех без лицеприятия — и богатых, и нищих, он помогал всем, всякого старался утешить, плакал с плачущими и радовался с радующимися. Нищелюбие и страннолюбие отца Емилиана были беспредельны — он подавал всем нищим, каких встречал, и привечал всех странников, какие к нему приходили.

Все годы своего служения священником отец Емилиан подвергался преследованиям властей. Его часто вызывали в районное отделение НКВД и здесь подолгу допрашивали. На допросах его то пугали разными преследованиями и карами, если он не откажется от священства, то высмеивали и стыдили, что, он такой молодой и не хочет работать, а вместо этого обманывает народ и этим зарабатывает деньги. Сотрудники НКВД предлагали ему написать заявление, что Бога нет и религия — это обман. В обмен на это ему предлагали хорошую работу и зарплату. Но на все подобные уговоры отец Емилиан неизменно отвечал: «Хоть сейчас меня забирайте, но от Бога я никогда не откажусь».

Когда он шел на эти встречи, он всегда был готов к аресту и брал с собой мешочек с сухарями, который оставлял дочери Анастасии, сопровождавшей его во время этих визитов в НКВД. Однажды, поздно вечером, когда в приемной почти никого не осталось, сотрудник НКВД подошел к ней и спросил зачем она здесь. Отец Емилиан ответил, что это его дочь, и она пришла вместе с ним. Тот попытался ее прогнать, но Анастасия громко заплакала, и тот отступился от нее.

Священник Емилиан был арестован 25 июля 1941 года и в тот же день допрошен. Следующие допросы отца Емилиана состоялись 3, 4 и 9 августа.

На допросе 4 августа следователь спрашивал:

— Вы в марте 1939 года в полевой церкви среди верующих открыто высказывали: безбожники погибнут, и они достойны геенны огненной, — скажите, вы признаете это?

— Нет, не признаю, я так среди верующих не говорил. Я говорил, как мы, христиане, должны исповедовать истинную веру и любить друг друга. Не завидовать, не красть, не обманывать и никого не обижать. Верить в Бога Иисуса Христа, соблюдать посты по закону Божию, не желать ближнему, что самому не нравится. Соблюдать праздничные воскресные дни, в которые трудом заниматься грешно. Почитать дни среду и пятницу, как постные дни, не есть мясной пищи. Больше я ничего не говорил.

— В марте месяце 1939 года среди монашек, проявляя свое недовольство против соввласти, говорили: я избранник Божий, поэтому я и служу, и меня арестовать никто не может. Вы подтверждаете это?

— Нет, не подтверждаю, я этого не говорил, так как я все время ожидал ареста, в порядке очереди, потому что всех служителей культа уже арестовали.

— В апреле 1941 года во время производства описи имущества в вашем доме работниками ГОРФО, что вы сказали им, когда было обнаружено ими 4 буханки хлеба?

— Я в то время работникам ГОРФО сказал, что этот хлеб принадлежит квартиранту, к тому же я, проявляя свое недовольство работникам ГОРФО, сказал: Будет вам шкуру драть с рабочих, дерните уж с попов. Вот в этом я признаю себя виновным.

Один из свидетелей показал: «Хорошо помню, в последних числах января 1941 года, кода принесли извещение об уплате налога попам Покровскому и Кирееву, в это время Покровский в церкви заявил: я от службы отказываюсь, потому что наложили непосильный налог, эти коммунисты, с полки. Тогда Киреев среди присутствующих граждан верующих со злобой во всеуслышание сказал: граждане, так и так нас посадят в тюрьму, пусть меня возьмут из алтаря, прямо с престола, арестуют, но я буду служить до конца. Верующих Киреев этими словами возбудил в гнев против советской власти, и они плакали, не желая расставаться с церковью и с попами Покровским и Киреевым. Верующие после этого заявили, служите батюшки мы вас поддержим и будем за вас хлопотать, чтобы с вас налоги сложили». Другой свидетель показывал: «Поп Покровский говорил: граждане верующие, на нас наложило Горфо непосильный налог, поддержите нас, а то мы от службы в церкви отказываемся. Верующие в это время плакали и просили Покровского и Киреева продолжать службу в церкви. В это время поп Киреев говорил: Несмотря на то, что на нас наложили непосильный налог, я согласен продолжать дальше службу, так как так и так будем мы служить или не будем служить все равно мы будем наказаны — такое время сейчас пришло, так сказано в писании Божием».

Одна из свидетельниц в отношении Покровского и Киреева показывала: «В церкви при исповеди всегда проповеди говорили: верующие, нужно держаться вере Христовой, что она спасет от всяких бед и скорбей и душа ваша не погибнет, а будет обитать в Царствии Небесном. Потом поп Покровский, возвышая голос громко говорил: никого не слушайте, что нет Бога, Бог на небесах и вездесущ, на всяком месте, все видит и все ведает. В это время масса криком ему ответила — веруем батюшка. На это Покровский сказал: веруйте, крепко веруйте в Матерь Божию и во всех святых. В феврале 1941 года поп Покровский на поданное ему извещение о налоге на 9 тысяч рублей выразился так: Эх, черт возьми, перед концем что ли они бесятся».

23 сентября следствие было окончено. 10 октября всем троим обвиняемым было предъявлено обвинительное заключение по статье 58-10 часть 2 и 58-11. 18 октября Судебная Коллегия по уголовным делам определила обвинительное заключение утвердить и на 30 октября было назначено судебное заседание. В назначенный день открылся суд, на котором подсудимые священники мужественно отрицали обвинения в антисоветской агитации. Прокурор просил суд вынести приговор в отношении Подрезова — расстрел, в отношении Покровского и Киреева — 10 лет лишения свободы. Адвокат просил в отношении Покровского и Киреева вынести мягкий, справедливый приговор. Обвиняемым было предоставлено последнее слово, в котором они просили вынести справедливый приговор. После совещания суд приговорил всех троих к высшей мере наказания — расстрелу. В установленном порядке от приговоренных священников поступила совместная кассационная жалоба в Верховный Суд РСФСР о пересмотре приговора. Приговор был признан правильным.

Священники Василий Покровский и Емилиан Киреев были расстреляны, по свидетельству одного из охранников, на правой стороне реки Суры, недалеко от города Алатырь, вечером 26 декабря 1941 года.

Священник Емилиан Киреев был причислен к собору новомучеников и исповедников Российских на заседании Священного Синода под председательством святейшего патриарха Алексия 6 октября 2003 года.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ЗОСИМА КРЫЛАТСКИЙ

Икона свщм. Зосимы

Дни памяти: 2 ноября (20 октября по ст.ст.) и Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Зосима Алексеевич Пепенин родился 25 сентября 1888 года в деревне Пепенино Яранского уезда Вятской губернии в очень бедной крестьянской семье.

В архивном фонде Вятской духовной консистории хранится метрическая книга Покровской церкви села Пиштань Яранского уезда, в которой содержится следующая актовая запись:

«25 сентября 1888 года у крестьянина деревни Пепени (так в документе. — Ред.) родился мальчик Зосима; крещен 27 сентября. Родители: отец — Алексей Лукич (фамилия не указана. — Ред.), мать — Матрона Иосифовна (фамилия не указана. — Ред.).

Зосима был четвертым ребенком в семье, где уже подрастали двое старших сыновей, Иван и Степан, и дочь, которую назвали Матроной, в честь матери семейства. Люди, знавшие Матрону Иосифовну, всегда отмечали ее доброту как главную черту характера. Это качество унаследовал от матери и Зосима.

Родные отца Зосимы сохранили семейные предания о детстве будущего священника, которое оказалось трудным и голодным: даже чай в семье пили в прямом смысле слова «вприглядку». Учился отрок в церковноприходской школе, отличался добрым нравом и трудолюбием и много и охотно читал о древних монахах-отшельниках. Под впечатлением от их святой жизни он частенько уходил в лес, рыл там пещеры и уединялся в них для молитвы. Однажды в такое «укрывище» провалилась телега односельчанина… Не случайно о нем поговаривали: «Этот-то уж непременно будет или попом, или монахом!»

По окончании школы Зосима работал пастухом в родной деревне. Привычку и любовь к крестьянскому труду, с детства хорошо ему знакомому, он сохранил до конца своих дней.

Каждую зиму отец со старшими братьями уходили на заработки в город, где шили тулупы и шубы, тачали сапоги и валяли валенки. В семнадцать лет и Зосима ушел вместе с ними. К тому времени он уже хорошо шил, ремонтировал обувь и столярничал, но, когда по весне пришла пора собираться домой, решил не возвращаться в деревню, а вместе со Степаном отправился на восток и поступил чернорабочим на железнодорожную станцию Миасс близ Челябинска, а позже — в пекарню. Наконец, юноша ощутил настоятельную потребность потрудиться во славу Божию.

В середине 1907 года Зосима пришел трудником в Челябинский Одигитриевский женский монастырь, в котором пробыл до конца 1908 года, а затем переехал в Томск, где поступил трудником в Богородице-Алексеевскую обитель. Здесь молодой человек прожил около двух лет.

Этот монастырь известен среди прочего тем, что в его стенах похоронен старец Федор Кузьмич, еще при жизни которого сложилась легенда о том, что под этим именем скрывался ушедший от мира император Александр I, чья скоропостижная смерть в Таганроге вызвала немало слухов.

Наконец, призвание Зосиму привело в Иркутск, где в 1911 -1913 годах он был трудником в Иннокентиевском мужском монастыре. В Иркутске, Зосима знакомится со своей будущей супругой, Александрой Михайловной (1890-1969), дочерью известного протоиерея Михаила Александровича Чирцева, миссионера, просветителя тунгусов, бурят и якутов.

Александра была второй дочерью в семье. Она родилась в располагавшемся в верховье реки Лены селе Ичора, где окончила начальную церковно-приходскую школу.

В 1900 году отец Михаил отвозит дочь в Иркутск поступать в епархиальное училище. Александра успешно сдает экзамены и восемь лет живет в закрытом пансионе, не приезжая домой даже на каникулы.

По окончании епархиального училища Александра Михайловна работала в иркутском Мариинском детском приюте для девочек — одном из лучших в России.

Миловидная девушка отличалась образованностью, чему была обязана епархиальному училищу: она владела двумя иностранными языками, играла на фортепиано и прекрасно пела. Неудивительно, что многие женихи добивались ее руки, однако Богу было угодно, чтобы она встретила Зосиму, в то время трудника Иркутского Вознесенско-Иннокентиевского монастыря. Безусловно, эта встреча сыграла не последнюю роль и в выборе дальнейшего пути самим Зосимой.

Избранник юной Александры Михайловны был красив, ладен и статен, хорошо пел и рисовал, но главными качествами, отличавшими его от других молодых людей, были внутренняя чистота, теплая, неустанная молитвенность и неисчерпаемая щедрость души. Отец Михаил, опытный и проницательный священник, одобрил выбор дочери и сам венчал молодых в селе Александровском летом 1913 года.

Александра Михайловна учительствовала тогда в селе Ереть, и летние каникулы оказались единственным временем, когда они с Зосимой Алексеевичем могли приехать в Александровское. После свадьбы молодая жена возвращается в Ереть, а молодой муж — в Иркутск, где успешно держит экзамен на псаломщика и получает назначение в Воскресенский собор города Верхоленска.

В 1914 году в этом соборе Зосима был произведен в сан диакона — и Александра Михайловна переезжает к месту службы мужа. В Верхоленске 19 ноября 1914 года (н. ст.) у них родилась первая дочь, Александра (+2000).

Осенью 1916 года отец Зосима поступил в Иркутскую духовную семинарию, которую закончил в 1918 году. Иркутская семинария — первое учебное заведение в Восточной Сибири, открытое 23 марта 1780 года по указу императрицы Екатерины Великой и Святейшего Синода. Обучение было очень качественным, семинаристы изучали сорок три предмета! Иркутская духовная семинария выпускала миссионеров для обращения в Православие населения Восточной Сибири, поэтому кроме классических и древних языков здесь изучались и восточные — китайский, маньчжурский, монгольский, а также языки и диалекты северных народностей. Именно миссионеры помогали «инородцам» создавать свои азбуки, составляли разговорники, вели широкую издательскую деятельность.

После окончания семинарии в 1918 году отец Зосима был рукоположен в священнический сан и назначен настоятелем храма во имя Святителя Николая в селе Борисове Чумышской волости Барнаульского уезда Томской губернии. Здесь у них с матушкой родились дети: в 1919 году – дочь Галина, в 1922 году – сын Серафим (умер младенцем) и в 1924 году – сын Константин.

Во время Гражданской войны жизнь отца Зосимы дважды подвергалась смертельной опасности. Однажды батюшка был взят в плен белогвардейским отрядом, но по просьбе местного населения вскоре был освобожден.

В другой раз ситуация оказалась многократно более серьезной. Это случилось в августе 1919-го, когда на Борисово напала банда анархиста Григория Рогова, то безоглядно сотрудничавшего с красными, то столь же яростно боровшегося против них и в конце концов покончившего с собой, чтобы не попасть в плен.

Очевидец партизанских бесчинств, ныне практически забытый литератор В. Я. Зазубрин (Зубцов), расстрелянный большевиками в 1937-м, так описывал кровавые «подвиги» садистов-роговцев, вершившиеся на его глазах:

«Из четырех тысяч жителей Кузнецка две тысячи легли на его улицах. Погибли они не в бою. Их, безоружных, просто выводили из домов, тут же, у домов, у ворот, раздевали и зарубали шашками. Особо «именитых» и «лиц духовного звания» убивали в Преображенском соборе. Редкая женщина или девушка избегала гнусного насилия. Рубились люди по «классовому признаку»: руки мягкие — руби, комиссар — руби…»

А вот еще одно более чем красноречивое свидетельство:

«Село Салаир. 21 декабря 1919. Нам по пути попадается масса партизан тов. Рогова, которые везут целые возы награбленного имущества. Все церкви по пути ограблены, а из риз понашиты кисеты, подседельники и даже брюки. Население страшно возмущено. <…> Еще раз сообщаю, что население страшно запугано отрядами Рогова…

Начальник штаба 1-й дивизии Игнатов. Начальник боевого участка Блынский».

Озверевшие уголовники ломали изгороди, безжалостно вытаптывали конскими копытами скудные огороды, грабили людей на улицах. Множество мирных крестьян были обезглавлены, в доме священника устроили штаб, а самого отца Зосиму хмельные от пролитой крови нелюди угнали в Барнаул, однако благодаря благодатному Промыслу Божию и стараниями любящей жены батюшка чудом избежал лютой смерти и вернулся домой. Пожалуй, именно тогда впервые так пронзительно и надрывно прозвучала трагическая и грозная прелюдия грядущего мученичества…

Впрочем, и советская власть не обделяла отца Зосиму своим зловещим вниманием. Летом 1921 года в южных районах России и Украины разразилась жестокая засуха и начался голод. Патриарх Тихон немедленно призвал верующих к помощи голодающим, однако, несмотря на это, в феврале 1922 года вышло предписание ВЦИК, положившее начало кампании по массовому изъятию церковных ценностей, включая предметы, имеющие богослужебное значение.

Массовый террор против Церкви стал официальной политикой Советского государства. Именно тогда прошел целый ряд процессов по обвинению духовенства. В мае в Москве на одном из первых таких судилищ в качестве свидетеля выступил Патриарх Тихон — и тут же был взят под арест; в августе в Петрограде после такого же суда был расстрелян митрополит Вениамин.

Органы советской власти начинают преследовать и о. Зосиму. Летом 1922 года, через три дня после рождения и крестин сына Серафима, священник Зосима был заключен под стражу на 3 года за неуплату предназначенного для священнослужителей повышенного налога. Малыш оказался слабеньким и на десятый день умер. Священника отпускают отпеть и похоронить ребенка. И вновь сажают под арест и отправляют «до лучших времен» в одну из камер Барнаульской тюрьмы. Самоотверженная Александра Михайловна вместе с малолетними детьми (Александре – 7 лет, Галине – 3 года) тут же оставляет дом, бросает нехитрый семейный скарб и перебирается в город, чтобы быть поближе к мужу. Там она снимает комнатушку и устраивается работать паспортисткой, ведь грамотных людей в Сибири в те времена было отчаянно мало, их уже просто уничтожили, а матушка Александра составляла счастливое исключение из общего правила… Через некоторое время матушка нашла работу воспитателя в детском приюте, что позволило ей переехать со съемной комнаты, так как сотрудников приюта обеспечивали бесплатным жильем. Тем не менее ее не торопились отпускать из паспортного стола, поэтому ей пришлось работать по совместительству.

В 1924 года «за примерную работу» батюшку освобождают из барнаульской тюрьмы, но в это время другая беда приходит в семью о. Зосимы. В Барнауле начиналась эпидемия черной оспы.

Кто-то пожертвовал батюшке детскую одежду, оставшуюся, как потом выяснилось, от умерших детей. Девочки тяжело заболели, врачи настаивали на госпитализации, но матушка не хотела отдавать их в больницу. Семья горячо молилась, дочерей поили и обтирали святой водой, и смертельная болезнь отступила.

Начальник милиции говорил тогда матушке Александре: «Оставайтесь в Барнауле, пусть муж бросит свою службу, ведь убьют же его…»

Но о. Зосима вместе с семьёй возвращается в село Борисово, в свой дом и продолжает служить в Никольском храме, куда его направили после окончания Иркутской семинарии.

В 1924 г рождается еще один сын, Константин, впоследствии без вести пропавший, в 1943 году, на фронте в Великую Отечественную войну.

Притеснения не прекращаются, отцу Зосиме грозит очередной арест, и в 1925-м батюшка вместе с домочадцами перебирается в Иркутск. Уезжали, оставив все вещи и сказав односельчанам, будто отправляются ненадолго, лишь повидать родных…

В то время в Иркутске жили все родственники матушки Александры, за исключением отца Михаила, скончавшегося от сердечного приступа еще в 1920 году, и старшего брата Ивана, который устроился на работу в Москве и звал всех к себе. Мама матушки Александры, Александра Васильевна, вместе с детьми сразу же приняла это приглашение.

Церковь в те годы старалась уберечь своих служителей от преследований и арестов. Как только пастырь укреплял приход и власть обращала внимание на то, что к нему начинают тянуться люди, над священником нависала опасность репрессий. В этом случае его своевременно снимали и ставили на другое место. Так было и с отцом Зосимой: он был настоятелем и единственным священником в церкви Рождества Христова села Коза Ярославской области (1925-1926), священником в городе Любим Владимирской области (1927), затем (1928-1929) — в селе Шапкино, Ковровский уезд, Владимирской губернии (современный адрес: Ивановская обл., Савинский р-н, с. Шапкино).

Последнее назначение отец Зосима получает в 1929 году. Его переводят в Московскую область и назначают священником храма Рождества Пресвятой Богородицы в селе Крылатском Кунцевского района. К его приходу относилось село Крылатское, а также деревни Терехово, Татарово и, кроме того, Верхние и Нижние Мневники.

Здесь батюшка служил один; помогал ему лишь псаломщик, живший при храме вместе с женой и дочерью. Отец Зосима с семьей снимал комнату в частном доме на Можайском шоссе, до наших дней не сохранившемся. Матушка Александра была регентом в церковном хоре, пела и организовывала занятия с детьми прихожан. Батюшка очень ценил и берег свою семью, в которой царили любовь и согласие. При этом матушка отличалась строгостью, а ее муж — ласковостью. Прихожане почитали отца Зосиму как неустанного молитвенника и любили за то, что он был добр и внутренне светел, и радостен.

Страстная седмица 1935 года для Крылатского храма оказалась воистину страстной. Пасха в том году выпала на 28 апреля, а пролетарский Первомай — на Светлую седмицу. Многие приходы остались тогда без своих пастырей, в том числе и Крылатский.

Арестовали отца Зосиму по доносу, согласно которому своими проповедями он «агитировал против советской власти». Стандартное обвинение, предъявлявшееся священнослужителям в те годы. Случилось это в Великую Субботу, а накануне после вечерней службы к нему подошел благообразный пожилой человек, которого он не видел ранее среди прихожан. Старичок негромко предупредил его: «Вы, батюшка, завтра в церковь не приходите. Вас арестуют…»

Дома отец Зосима рассказал матушке Александре об этой странной встрече, а еще о том, что облик неизвестного напомнил ему образ Святителя Николая Мир Ликийских Чудотворца. Супруги решили, что предупреждение об опасности исходило именно от Николая Угодника. Но при этом батюшка лишь пожал плечами: «Как может священник не прийти в храм, когда христиане соберутся на величайший Праздник? Как не освятить пасхальные куличи? Пусть свершится то, чему быть надлежит, ведь Спаситель призывал всех нас: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее (Мф. 16: 24-25). Отец Зосима безоглядно последовал за Христом…

Ближе к вечеру сотрудники НКВД ворвались в дом священника, перевернули все вверх дном, но ничего «крамольного» так и не нашли. Тогда же состоялся первый допрос, за которым последовали очные ставки. В печально знаменитой Бутырской тюрьме отец Зосима провел восемь месяцев.

Среди прочего отцу Зосиме вменялось в вину и то, что он «жил на территории белых». Обвиняемый Шаров, проходивший с ним по одному делу, показал: «Пепенин, будучи в Сибири при белых, имел там хозяйство — пять-шесть коров и прятал хлеб в землю».

Свидетель Дремина утверждала: «При своих посещениях поп Пепенин говорил о тех новостях, которые вычитывал в газетах, в частности о войне и смерти т. Кирова. Он говорил, что скоро будет война и <…> всем придется плохо, всех побьют с аэропланов. Пепенин Зосим мне рассказывал, что в Москве много закрывают церквей против желания верующих и также высылают священников. Сейчас коммунисты на Церковь и духовенство устраивают гонение. По поводу убийства т. Кирова мне Пепенин рассказывал, что убили Кирова, а за него коммунисты сейчас много арестовывают людей и расстреливают…»

Ни одного показания против себя отец Зосима не подтвердил, обвинение в антисоветской агитационной деятельности не признал. Священник настаивал на том, что единственной темой разговоров между ним и прихожанами были вопросы богослужебные, а единственным поводом к посещению их домов — выполнение пастырского долга.

Лишь один факт признал батюшка. На вопрос прихожанина: «Почему вы не бросите службу?» — отец Зосима ответил: «Я — человек верующий и убежден в этом».

Тем не менее в обвинительном заключении от 22 сентября написано: «Пепенин Зосима Алексеевич, псаломщик Шаров Василий Николаевич, певчий церковного хора Мухин Семен Васильевич, имея тесную связь между собой, проводили организованную систематическую антисоветскую агитацию, направленную на подрыв политики партии и советской власти». 11 октября 1935 года Особое совещание при НКВД СССР постановило: «Пепенина Зосиму Алексеевича за участие в контрреволюционной группе заключить в исправтрудлагерь сроком на три года».

В тот же день коменданту Бутырского изолятора НКВД было направлено указание, согласно которому Пепенина Зосиму Алексеевича «надлежит направить с первым отходящим этапом в город Караганду, в распоряжение начальника управления Карлага НКВД».

Свидания с родными в «Бутырках» не предоставляли вообще, а передачи принимали крайне редко. Лишь перед самой отправкой в Карлаг состоялось краткое «общее свидание», во время которого в течение нескольких минут можно было разглядеть отца Зосиму в толпе заключенных, отправлявшихся по этапу. Шестнадцатилетняя Галина Зосимовна была вместе с матушкой на этом последнем свидании с отцом. «Когда его забрали, земля ушла у меня из-под ног», — вспоминала она слова матери. Матушка — любящая жена и просто мудрая женщина, пережившая несколько арестов мужа, интуитивно знала, что видит его в последний раз…

Через девять месяцев семья получила официальное извещение о том, что Пепенин Зосима Алексеевич выслан в Караганду по статье 58-10 и является врагом народа.

Письма от отца Зосимы приходили редко, и даже те немногие, которые дошли, не сохранились, сгорев при пожаре в 1948 году. В последнем письме батюшка писал, что его должны скоро перевести на свободное поселение. Затем переписка прервалась…

Девятнадцатого сентября 1937 года, в день предполагавшегося перевода, батюшка был вновь арестован по обвинению в том, что «…поддерживая тесные отношения с враждебно настроенными к советской власти и советскому правительству заключенными, проводил агитационную работу, говоря, что при царе Николае рабочему классу жилось лучше».

В предъявленном обвинении виновным он себя не признал.

Решением тройки при УНКВД по Карагандинской области от 31 октября 1937 года священник Зосима Пепенин был приговорен по статье 58 п. 10 и 11 УК РСФСР за «антисоветскую монархическую агитацию» к высшей мере наказания — расстрелу.

Отец Зосима принял мученическую смерть 2 ноября 1937 года. Место его погребения неизвестно.

30 декабря 1957 года постановлением Президиума Карагандинского областного суда «постановление Тройки отменено и дело в отношении Пепенина З.А. производством прекращено за отсутствием состава преступления, т.е. по данному делу Пепенин Зосима Алексеевич реабилитирован».

В середине 1980-х годов началось пристальное и критическое изучение страшных лет истории России. Возобновился процесс реабилитации жертв политических репрессий. «На основании ч.I ст.I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий в период 30-40-х и начала 50-х годов» Пепенин Зосима Алексеевич 02.12.1989 г. был реабилитирован и заключением прокуратуры г. Москвы».

Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, проходившим 13-16 августа 2000 года, по представлению Алма-Атинской епархии священник Зосима Пепенин был прославлен для общецерковного почитания в лике святых. Память священномученика Зосимы отмечается дважды в год: в день его кончины — 2 ноября и в день празднования Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АЛЕКСАНДР ДАГАЕВ

Икона свщм. Александра Дагаева

Дни памяти: 10 января (28 декабря по ст. ст.), Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской, Собор новомучеников и исповедников Казахстанских и Алма-Атинских.

Родился 10 апреля 1861 года в городе Бийске, в семье настоятеля Успенского собора Владимира Дагаева и его супруги Феоктисты. В дореволюционное время довольно распространённым явлением были династии священников. Неизменно принимая участие в богослужениях, совершаемых отцом, помогая ему в качестве пономаря-алтарника, уже с юных лет Александр проникся церковной атмосферой. Жажда духовного совершенствования и служения Богу привела юношу в стены Томской духовной семинарии.

Здесь, изучая основы Православия, богословие, церковную историю, философию, риторику и другие дисциплины, Александр получал знания и навыки, которые необходимы каждому пастырю Церкви Христовой. Учебный процесс Семинарии всегда неразрывно связан с молитвой и богослужением. Более того, изначально имеющая миссионерскую направленность, Томская семинария вкладывала в сердца своих воспитанников семена ревностного служения: пламенного горения на ниве народного просвещения.

Духовная жизнь и возрастание студента Дагаева формировались под влиянием многих духоносных личностей, которые в то время находились в Томске. Прежде всего, это правящий епископ Томский и Семипалатинский Владимир (Петров). Отличавшийся высокодуховной жизнью, молитвенностью, начитанностью в духовной святоотеческой литературе, он не оставил своего подвижничества и будучи архиереем. Образ владыки Владимира глубоко запечатлелся в сердце юного студента Дагаева.

В те годы многие воспитанники окормлялись и пользовались духовными наставлениями старейшего насельника Томского Богородице-Алексиевского мужского монастыря иеромонаха Наума. Пожалуй, не было ни одного благочестивого томича, который не знал бы этого старца, не приходил хотя бы раз в своей жизни к нему за духовным советом. Современники отмечали такие его духовные качества, как особую любовь к ближним, беззлобие, смирение. Для каждого приходящего к нему, старец находил место в своём сердце. Среди других воспитанников Семинарии к нему за духовными наставлениями приходил и Александр. Студент Дагаев выпустился из Томской Духовной семинарии как раз в год кончины этого старца, почившего в Бозе в возрасте 80 лет.

В 1884 году в газете «Томские Епархиальные ведомости» был опубликован разрядный список воспитанников Семинарии. Среди выпускников, учащихся последнего курса перечисляется и А. Дагаев, причём он упомянут среди немногих других, удостоенных высшего звания «Студент». Это звание давалось далеко не всем выпускникам, что говорит о способностях Александра, его хорошей учёбе, прилежании и старании в познании премудрости Божией.

В 1884 году, успешно закончив обучение в Томской Духовной семинарии, Александр Дагаев повенчался с девицей Степанидой Дробининой из семьи знатного Бийского купца Алексея Дробинина. Впоследствии у них с матушкой было восемь детей: Евфалия (была замужем за священником Алексеем Подойниковым, +1937), Михаил, Мария, Вевея (в замужестве – Трофимова), Иннокентий (+ 1937), Елена Генина, Серафим, Иван.

Семинарское образование позволяло отцу Александру успешно преподавать Закон Божий в Усть-каменогорских мужской и женской гимназиях. Как свет не в состоянии замыкаться в самом себе, но освящает всех, так и знания, почерпнутые им в стенах Томской духовной школы, в изобилии изливались на всех соприкасавшихся с ним.

В 1884 году Александр был рукоположен в сан диакона Преосвященнейшим Макарием, Епископом Бийским. Служил поначалу на приходах Бийска и Барнаула, а в 1892 году указом Преосвященнейшего Макария был назначен настоятелем Градо-Устькаменогорского Покровского собора и благочинным церквей Змеиногорского уезда.

В Усть-Каменогорске проживал в собственном доме в Мечетском переулке, почти рядом с собором. В 1906 году за труды по строительству Трехсвятительской церкви, по благословению правящего архиерея, от прихожан был преподнесен золотой наперсный крест с камнями в качестве награды. Был награжден также Императорскими орденами — орденом св. Владимира IV ст., орденом св. Анны III и II степеней, медалью «В память царствования императора Александра III 1881-1894», медалью «25 лет Церковно-Приходских школ», медалью «В память 300-летия Дома Романовых», крестом на Владимирской ленте «В память 300-летия Дома Романовых».

По воспоминаниям старожилов г. Усть-Каменогорска, отец Александр был человеком горячей веры, ревнителем Православия, искренне любящим Бога и свою Родину. Он неукоснительно соблюдал церковный устав и, как благочинный, был в меру строг. В свободное время увлекался изучением истории Церкви и Российского государства, игрой на музыкальных инструментах, что было любимым занятием его многочисленной семьи.

Во время начавшихся после 1917 года гонений на Церковь отец Александр твердо отстаивал Православную веру. Он открыто обличал с церковного амвона антинародную направленность богоборческой власти. Имел огромный авторитет среди жителей Усть-Каменогорска и прилегающих к нему населенных пунктов, его проповеди оказывали большое нравственное и духовное воздействие на народ.

После убиения большевиками летом 1918 г. настоятеля Троицкой Крепостной церкви г. Усть-Каменогорска протоиерея Сергия Феноменова, отец Александр был назначен на его место настоятелем данной церкви.

Во время захвата власти в городе солдатами армии Колчака в казематах Усть-Каменогорской крепости содержался арестованный революционер Яков Ушанов, боровшийся в 1917-1918 гг. за установление большевистской власти в г. Усть-Каменогорске. Протоиерей Александр Дагаев неоднократно навещал Якова Ушанова в его заточении, беседовал с ним, увещевал отказаться от революционных убеждений, не проливать братской крови и покаяться. Но обращения священника не нашли отзыва в сердце ослепленного безумными идеями революционера. В 1920 г. при отступлении армии Колчака Яков Ушанов был сожжен солдатами в топке теплохода.

Вскоре после падения колчаковской власти в г. Усть-Каменогорске последовала расправа над протоиереем Александром Дагаевым. Большевики не могли больше допустить, чтобы его обличительные проповеди достигали ума и души народа. Он был для них опасен. Они мстили ему за его верность истине и за смерть своего товарища, к которой он был не причастен.

11 января 1920 г. к отцу Александру в дом пришли вооруженные люди. Это было обеденное время, батюшка сидел за трапезой в окружении своей семьи. Пришедшие потребовали от него пройти с ними. Отец Александр подчинился приказу. Больше его в живых не видели.

Протоиерей Александр Дагаев принял мученическую кончину в Сакенькеном логу (следующий за Шмелевым лог, где ныне расположено городское кладбище). Священника, а с ним еще 50 человек: генерал-майора Петра Никандровича Веденина с офицерами, городского голову Сидорова, хозяина типографии Горлова (которому мы обязаны сохранившимся до сих пор открытками с видами Усть-Каменогорска 100-летний давности) и других, порубили шашками, а затем по зимнему Усть-Каменогорску, по чистому снежку протащили окровавленное тело протоиерея, привязав его к лошади.

Через два месяца матушку Стефаниду Алексеевну Дагаеву вызвали в местное ЧК на опознание. Ей показали найденное в проруби Иртыша разрубленное пополам тело ее супруга. От тела были отсечены голова и правая рука. Пальцы усеченной десницы отца Александра были сложены для иерейского благословения.

Останки священномученика отдали Стефаниде Алексеевне для погребения, и она похоронила его. Однако место, где захоронен протоиерей Александр, до сих пор неизвестно.

После расправы над отцом Александром из страха подвергнуться той же участи многие отвернулись от его семьи. Стефанида Алексеевна вынуждена была уехать в г. Павлодар, где скончалась в 1932 г.

Протоиерей Александр Дагаев был реабилитирован по закону Республики Казахстан 14 апреля 1993 года. Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских постановлением Священного Синода от 27 декабря 2000 года.

Ноябрь 2024
Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
				1	2	3
4	5	6	7	8	9	10
11	12	13	14	15	16	17
18	19	20	21	22	23	24
25	26	27	28	29	30